(Окончание.)
Е.З.: Что значит для вас понятие «наша литература»?
А.Б.: Для меня это тревожный термин. Где-то в интернете гуляет моя заметка «Партийная литература», которая почти об этом. Литература не место для сведения счетов, социального ли они, национального или какого-либо кланового свойства. Для этого есть пресса. И наоборот, обстоятельное и аргументированное разоблачение всяких «наших литератур», на мой взгляд, задача не только публицистическая, но и литературная.
Е.З.: Как вы считаете, что сейчас происходит с русской литературой?
А.Б.: К сожалению, я не так много читаю, как хотелось бы, имея в виду чтение свободного выбора, а не вынужденное, не авторские рукописи. Говорить поэтому о русской литературе в целом мне неудобно. Время сейчас, понятное дело, непростое. Факт, однако, что простым оно никогда не было и не будет. Порою те, кто мог бы написать хорошо, не пишут, поскольку… не доходит до этого, надо как-то заботиться о хлебе насущном. Способные авторы, вроде Пелевина и Сорокина, без конца рефлектируют обиды на тиранов и родителей, перемежая их несвежими, вторичными истинами. Тяжелая форма нищеты духа: Бога нет, идеалов нет, женщина это как-то «не прет» И одаренность, талант вырождаются в фиглярство, пустоцвет.
Справедливости ради тут следовало бы вспомнить, к примеру, экзерсисы Кафки у него ведь тоже особенно не разгуляешься. А хорошо писать всегда было трудно. Возможно, сейчас стало несколько труднее: слишком широк диапазон, слишком по-разному живут, думают и чувствуют люди, чтобы можно было захватить их воображение чем-то общезначимым. Вот и получается, что одному читателю то, другому это. Однако по мере стабилизации социума олигархи, средний класс и нанимаемые работники эта проблема сама собой нивелируется. Сейчас всё ещё бурлит, поэтому поиск «новых путей» в литературе воспринимается как поиск.
Конечно, можно говорить о литературе как о науке и искусстве. Тогда филологические изыски становятся шажками, ступеньками в литературном процессе. Конечно, они элитарны, но тут я ничего не имею против. Против как раз массовый читатель, не желающий изысков. Оно и понятно: жизнь жесткая, тяжелая, куда уж тут… В общем, судить о состоянии литературы по книжным лоткам, по-моему, неверно. На лотке книги появляются не из-за литературы, а скорее и по большей части из-за рынка. Есть чудесное немецкое слово «vermarkten» — «врыночить», аналог, хотя и отдаленный, русскому «раскрутить». Один из наиболее сильных мотивов для меня продолжать хлопотную издательскую деятельность это открытый доступ к свежим, НЕраскрученным авторским материалам.
Е.З.: Ваши литературные приоритеты? Какие книги, созданные человечеством за все времена, вы назвали бы вечными, непреходящими?
А.Б.: Это, конечно, очень лично, трудно без претензии кому-то что-то прояснить. И без конкретных названий, поскольку переводные, к примеру, книги, будь то Шекспир или Данте, это вообще особая история. В оригинале, в зависимости, конечно, от уровня владения языком, эти работы воспринимаются существенно иначе, чем по-русски. Понятно, они подсознательно адаптированы переводчиком, приведены в соответствие знаковому коду, соответствующему времени перевода. «Трех мушкетеров» по-французски я прочесть не могу, да, сказать по правде, и побаиваюсь. Во всяком случае, вечно, на мой взгляд, будут жить книги с интенсивно героическим фоном и Толстой, и Джек Лондон. Так же вечны «душеписатели»-первооткрыватели Достоевский, Саган. Лирика Гете или Пушкина, сколько бы ее не опошляли наши нынешние современники, всегда будет задевать сердце и душу. Именно своей первооткрывательской простотой и безыскусностью. После них-то уже и начинаются изыски.
Остальное «на вкус и цвет»… Цветаева мне стократ ближе Рембо или даже Рильке, Пастернак и Бродский не задевают, Гоголя нахожу блестящим, Чехова неинтересным, Набокова молодцом Ну и так далее
Е.З.: Александр, на ваш взгляд, служит ли искусство народу?
А.Б.: Сейчас никакого единого народа нет, «советский народ» уже принадлежит истории. В так называемом демократическом обществе четко выраженные классы, страты. Искусство служит богатым, в той или иной мере. Не потому, что в массе своей творится на заказ, а потому что ориентировано на понимающего, рафинированного потребителя, который платит. Я не имею в виду, конечно, футбол или музыкальных кумиров. Но тогда мы должны уточнить, о каком искусстве мы говорим. Бесчисленные, массово создаваемые на потребу туристу безделушки в Испании или Турции это искусство?.. Пожалуй, нет.
Е.З.: Есть ли у вас предпочтения по отношению к национальным литературам? И вообще может ли литература быть национальной?
А.Б.: Конечно, может. И даже должна. До тех пор пока есть национальные ценности, национальные настроения, национальные проблемы, а также национальная дискриминация любого рода. Но вот в европейском сообществе говорить о национальной литературе уже как-то диковато. Легкая бытовая неприязнь французов к немцам, а австрийцев к венграм далеко не повод, чтобы муссировать национальные интересы, которые, на самом деле, никто не ущемляет. Отпадает мотивация угасает литература. И возникает новая литература, литература «европейского дома», как это ни патетически звучит. Патетика здесь чисто внешняя. Разнятся языки, но Европа действительно общий дом, проблемы и переживания людей разной национальности здесь близки и созвучны. Как следствие ненациональная литература. А то, что французские крестьяне злятся на голландцев за ввоз дешевой говядины ну уж извините! национальная литература на этом не выживет. Разве что националистская.
Е.З.: Какое место в литературе «европейского дома» занимает европейская эмигрантская литература?
А.Б.: Пока однозначно никакое.
Е.З.: Ваше отношение к современной России? К современному Казахстану?
А.Б.: В недавней местной выборной кампании промелькнул слоган, которым я хочу ответить сразу на оба ваши вопроса. Он совсем коротенький. «Stark werden. Menschen bleiben» «Становиться крепче. Оставаться людьми».
Е.З.: Спасибо за интересные вопросы.
Елена Зейферт
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
