С 1976-го и, примерно, до 1989 года я работал в областной газете «Целиноградская правда». Размещалась контора на седьмом этаже Дома Советов, штаб-квартире областной власти тех времен: здесь были кабинеты областного Совета депутатов трудящихся, народный контроль, обком комсомола, еще какие-то областные организации. И главный вершитель судеб всех и вся – областной комитет партии коммунистов. Кстати, сейчас там располагается акимат столицы.

До революции и после на этом месте стоял красивый храм… Большевики потратили немало средств и сил, чтобы развалить церковь: и подрывали ее, и нагоняли сюда солдат с ломами и кайлами – ничего не получалось. Но, благодаря воле партии и комиссаров, церковь удалось все-таки разрушить и сравнять с землей.

Так вот, почти две трети седьмого этажа занимали три редакции: наша, казахская «Коммунизм нуры» и немецкая «Фройндшафт». Жили нормально, никто никому не мешал. Наоборот, при случае помогали друг другу – за счет обмена материалами, ну и, естественно, дополнительными гонорарами по этой причине.

Когда немцам разрешили ехать на историческую родину, редакция «Фрони» (так по-дружески, на русский лад, мы звали немецкую газету) замерла, обсуждая по кабинетам перспективы возможных перемен. Редакционные немцы знали, куда в случае удачи они поедут. Не раз большинство работников немецкой редакции бывали и в ГДР, и в ФРГ – на стажировке, жили там по месяцу и больше. Возвращались, восторженно рассказывая о западной жизни. Ездила в основном молодежь – Саша Франк, Ваня Шмауц, Володя Финк, Ваня Райзвих, Рональд Краузе и другие, имена которых я просто уже подзабыл. Не помню, чтобы этими командировками хвастали ветераны – Гассельбах, Фризен, Эдигер.

Литературная редакция «Фройндшафт» (1970). | Фото: личный архив Е. Гильдебранда

Да простит меня старая гвардия, почти тридцать лет прошло с последних встреч, имена стерлись в рутине прожитых лет. Но вот образы этих людей с очень непростой судьбой остались. Веселые, приветливые, очень образованные, досконально знающие родной язык – такими они остались в памяти. Им было многое известно об истории немцев Поволжья.

Однажды Гассельбах даже принес толстый фолиант в кожаном переплете с медными застежками, сохраненный кем-то, несмотря ни на что – ссылку, трудармию, голод… Книга была издана чуть ли не в ХVIII веке. И в ней было подробно расписано, кто и каким образом попал из тогдашней Европы в бескрайние степи Поволжья. Определялось это по фамилии.

«А твоей фамилии здесь нет, – весело хохотал Гассельбах, – давай к своим лягушатникам».

Потом снисходил до милости, дескать, ладно, оставайся, все равно французов твоих здесь – никого…

Нет, не тогда, а только сейчас, когда сам уже достиг тогдашнего их возраста, я как бы заново увидел их глаза. Точно такие же были глаза и у моего отца – печальные, что бы он в это время не делал: пел, разговаривал с кем-то, пил водку или даже смеялся. Говорят о вселенской печали в глазах армян. Причина – известный исторический факт. Не менее точен и исторический факт о судьбе советских немцев.

Тысячи людей согнали с нажитых мест, загнали не только в товарняки для отправки в ссылку, но еще и пристегнули общественный статус предателей и врагов народа. Отец рассказывал: они с матерью еще не успели погрузиться в транспорт, как в их квартиру уже вселялись другие люди, с хохотом и шутками. Терялись семьи, сосланные если не в трудармию, так в никуда, люди умирали от голода и болезней…

Вы думаете, я не знаю, что пережили все советские люди в эту чертову войну? Я родился через пять лет после Победы. Через десять лет фронтовики все еще донашивали военные шинели и галифе с «хромачами», десятки искалеченных войной солдат кормились на базарах – кто с гармошкой, а кто просто так, молча бряцая только медалями и орденами: на костылях и тележках, безрукие и безногие. Но у них были другие глаза, потому как на их судьбе не было этого позорного и унизительного клейма предателей.

…Первым на выезд в Германию стал собираться Ваня Шмауц. Досталось ему «по полной программе». «Проводы» были многослойными и мерзкими по существу. Была команда обсудить и осудить коммуниста Шмауца на собрании и в обязательном порядке исключить из партии, а потом и уволить с работы. Без работы, без жилья, Ваня вместе с молодой женой ютился у друзей и родственников, пока, наконец, не пришел вызов на отъезд. Вам это ничего не напоминает?

Два моих родных брата и сестра – русские, а мы со старшей сестрой – немцы. Думаете, это от нечего делать произошло? Рефлекс у родни сработал, инстинкт самосохранения: а вдруг опять чего случится, и мы снова чужими окажемся? Когда мне исполнилось шестнадцать, отец сказал, что я могу поменять национальность и фамилию, чтобы не осталось никаких немецких следов. И смотрел на меня своими печальными глазами… такими же, как у немцев из «Фрони». Ушел, как мне показалось, веселый. И довольный.

После отъезда Шмауца потянулись на историческую родину и другие журналисты из немецкой газеты. А потом редакция и вовсе съехала в Алма-Ату. Освобожденные квартиры по-братски поделили работники нашей и казахской газеты. Не знаю, кто из того состава «Фрони» остался в Казахстане. Скорее всего, уехали все, завершая тем самым сложную эпоху переселения своих отчаявшихся предков, эпоху, длиной почти в четверть тысячелетия. Как говорится, все возвращается на круги своя. Конечно, то там, то здесь мелькают еще немецкие фамилии. По разным причинам люди не могут или не хотят уехать (или все-таки вернуться?) на земли «фатерланда». Это их выбор. Слава богу, свободный.

Валерий Шевалье


Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia