Весна 1907 года пришла в степи северного Казахстана рано. Правда, прибывшие в конце прошлого лета переселенцы из Тавриченской губернии и Бессарабии были бы рады встретить её ещё раньше. Всех собравшихся в новые края, как говорили представители власти, на свободные земли, заранее информировали: земли в Казахстане всем хватит, но зимы там суровые и лето заметно короче.
Столыпинская земельная реформа царской России делала первый шаг по продвижению людей на почти не заселенный восток. Каждый земельный надел предполагалось снабдить кадастровым номером, паспортом-родословной с указанием его потребительской цены на случай смены собственника.
Прибыв к середине лета на ещё не видавшую плуга целину, переселенцы едва успели вспахать полученные по акту от уездного землемера десятины и укрыться в землянках «копай-города», как шутя прозвали новосёлы своё поселение. Торопилась пахать, ибо местные жители, представлявшие волостную и уездную власть и прозывавшие кочевников коренной национальности почему-то киргизами, прямо предупреждали: зазимовать можно в иной год и в конце сентября.
Закапываясь почти в человеческий рост, новоселы надеялись уйти ниже уровня, на который могла промерзнуть земля, должная им обеспечить новую, более благополучную жизнь. Над землёй второпях по периметру возводилась в таком укрытии из дерна или самана (блоки из своеобразной смеси глины и травы, успешно заменяющие более долговечный кирпич) стена высотой в полметра или чуть более. Такое подземелье, укутанное упругим ураганным ветром снежным сугробом, надёжно держит тепло. Сам снег становился утеплителем. Устроенные из нарубленных тугайных зарослей и камышитовых мат крыши тоже уходили под снег. На поверхности с трудом обнаруживались даже дымившие низенькие печные трубы с нахлобученными на них отслужившими бездонными ведрами. Лютая метель не щадила, заносила всё и вся. Поутру первый, откопавший себя и вырвавшийся на свободу из снежного плена зимовщик, откапывал своего соседа, предварительно сообщив ему об этом по громкой связи в дымоход.
Первая зима никого насмерть не напугала. Люди выжили, сплотились и решительно готовились прочно осесть. Они собрались на первый сход по весне, в конце мая, в день, когда удивительно припекало щедрое солнце. На изумрудно-зеленом лугу расселись все, у иных женщин, устроившихся прямо на траве, были грудные дети.
День был воскресный. Неугомонные жаворонки из любопытства зависали почти над головами собравшихся, выводили свои весенние песни труженикам будущей хлебной нивы.
Гомон от нетерпения, от ожидавшей каждого срочной работы, стал быстро нарастать. Торопил и первый пасхальный день — на луг были прихвачены куличи и крашеные яйца.
— Господин Келлер, может, пора народу сказать, зачем его собрали?
Голос звучал энергично и без всякого упрёка, скорее рекомендательно. Господин Келлер, по поручению властей Бессарабии собравший обоз в сотню телег и благословивший его в двухмесячное путешествие-переселение, был также уполномочен на время пути быть старостой и потому открыл сход переселенцев. Он обратился от имени собравшихся к Богу, к небу и солнцу, ласково и щедро гревшему землю и людей — смелых земледельцев, решительно сдвинувшихся с насиженных мест в довольно суровые, но гостеприимные и обещавшими стать щедрыми края.
Он подчеркнул, что и впредь последнее воскресенье мая следует отмечать как день рождения села, дать ему сегодня имя, избрать старосту, определиться с пастором, подумать о месте для церкви…
Всё, что перечислил Келлер, было на слуху жильцов каждой землянки, поэтому на луг вышли все как один и каждый с определённым предложением по всем перечисленным Келлером вопросам.
Вокруг имени для села из двух улиц завязалась настоящая дискуссия. С одного конца луга солидный бас изрёк: Бессарабка! Следом звонкий женский голос настойчиво твердил: Привольное! Собравшиеся явно распалялись. У каждого свой убедительный довод. «Бессарабка» для всех – как нечто очень родное, близкое… Откуда бы ни уезжал человек, он увозит на донышке души и сердца воспоминания детства, самые цепкие и яркие, вошедшие в него как утренняя роса через голые пятки.
«Привольное» звучит ничуть не хуже. В этом имени пожелание воли и добра, наказ нового отчего дома всем, кто тут впервые увидит свет и впервые заслушается трелью жаворонка и перестуком перепелов.
— Оглянитесь вокруг! – призывно и смело воззвала ещё одна романтически настроенная молодая дама, — цветов-то прямо радужная россыпь! Может, Многоцветным назовём?
Компромисса достигли не сразу. Страсти закипели с новой силой, и по накалу было ясно, что они, эти силы, далеко не последние. Напор одних и тишина в стане оппонентов смутили господина Келлера: община настояла на том, чтобы село носило его имя — решение схода было принято без голосования, под бурные продолжительные аплодисменты. Келлер эту честь не только заслужил, но и частично уже оправдал — вывел вон какое множество людей на такой простор, зажёг в каждом надежду и твёрдую веру в правильность избранного пути. Мудрость старших искони почиталась всеми. В северных губерниях подобным образом проходили бурные крестины нарождавшихся деревень и годом раньше и годами позже. Так состоялись Петерфельд, Романовка, Николаевка, Ивановка, Антоновка, Рождественка и десятки других.
Новопоселенцы выбирали не себе, а своим потомкам Родину. Они въедливо исследовали излучины рек, тучные заливные луга, рыбные места, большие или малые перелески. Забивая первый колышек, определяли размеры посевных площадей, место для церкви, освящали и окропляли святой водой будущие отчие дома.
На свободные земли
Ехали на новые земли, по выражению представителей царской власти, не самые крепкие в хозяйственном отношении крестьяне, но бесспорно здоровые телом и душой, как правило многодетные, рассчитывавшие в недалёком будущем на новые земельные наделы на каждую мужскую душу в семье — на тех, что уже были, и на тех, что могут появиться.
Поскольку каждый новосёл бился за свой хлеб сам и как мог, то расслоение по состоятельности наметилось уже вскоре, к третьему-пятому году. Причины были не только в том, что в одной семье было две лошади, а в другой только одна, что разнились семьи по числу едоков и работников на одной десятине.
К концу осени, после всех полевых работ, решением сельского схода определяли рекрутов на службу царю и отечеству. Вот где разгорались настоящие бескомпромиссные баталии. Старосте Келлеру приходилось выслушивать не то что просьбы матерей, а и мольбы от имени невест, чьи свадьбы могли расстроиться по злому жребию. Как ни чеши затылок, как ни изворачивайся всем своим умом, а обиженные всегда находились. Глаза закрывались только на такие факты, как подмена старшего брата младшим, или брат невесты шел добровольцем за жениха своей сестры.
Болезненная для селян процедура призыва на воинскую службу заканчивалась гуляньем на том самом многоцветном лугу, где поселенцы, выбирая имя селу, познали пользу компромисса. С этого луга на следующий день уходил обоз с новобранцами в уезд. За обозом грустно шагали с полверсты до кладбища родственники. Последние объятия и напутствия друг ругу — и одна заметная частица Келлеровки, сидящая на телегах, оторвалась от её пешей части, возвращавшейся, чтобы пахать, кормить себя и тех, что уехали оборонять страну.
Абсурдная война
Третий компромисс был для Келлеровки совершенно неожиданным и абсолютно непонятным. Cтрана лишилась царя. Как без него жить, было совершенно непонятно. Едва выйдя из мировой войны, повели домашнюю, гражданскую, самую абсурдную, братоубийственную. Такого случая и мировая история не знала. На войну теперь отрывали от плуга и жнейки без оглядки на положение семьи и уговоры близких и дальних родственников. Каждая новая, менявшаяся как осенняя погода, власть, была хуже вчерашней, старой. Компромиссы вновь вошли в обиход, когда опомнились и принялись восстанавливать всё, что было порушено до основанья.
Иван Сартисон
Продолжение в следующем номере.
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
