Свадьба Трофима Коновалова и Нюры Колесниковой была зимой 42-го года. На столе стояли вареники; ко второму году войны это блюдо было многими забыто, но молодые пригласили разделить трапезу и немецких спецпереселенцев. Зимой их привезли в село Чулаксай (ныне Шолаксай) Нурзумского района и разместили в дома местных жителей. К Коноваловым подселили четыре семьи.

Когда Трофим Дмитриевич рассказывал мне эту историю, шел ему 93-й год. И разговор наш был на той ноте, что жизнь собеседника уже завершается. Хотя память еще свежа и ноги ходят, и на сеновале пожилой мужчина сам работал, однако о смерти, как он считал, уже пора было думать. Но после этого прожил еще десять лет и лишь на 103 году навсегда простился с семьей, земляками, с водой и небом, что так любил и жалел.

Поселок Шолаксай лишь немногим старше деда Трофима – 120-летие отмечалось в 2017-м. Цифры одного порядка…, то есть старожил был почти ровесником своего села.
И все этапы истории хорошо помнил. В том числе, как присылали немецкие семьи.
Я потом не раз жалела, что толком не спросила фамилии немцев, живших с ним под одной крышей. Но уж больно захватила меня тогда история любви Трофима и Нюры. Хотя бы коротко я о ней поведаю.

Времена для любви

Трофим Дмитриевич умер на сто третьем году жизни. Возраст для любви непостижимый. А он бы оспорил это утверждение. История его любви неотделима от истории самого Шолаксая. Здесь русскоязычное население в основном происходит от славянских переселенцев. Здесь было все необходимое, когда они обосновались на высоком месте среди бескрайних равнин: чистая вода, богатые травы, земля под пашню, и место «на бугру» для жилья.

К примеру, Коноваловы прибыли с Дона. А Колесниковы, с которыми потом породнились – из Астрахани. Нюра Колесникова стала женой Трофима Коновалова. Предшествовали этому трагические годы и события. Отец Нюры, Михаил Трофимович Колесников, был в Чулаксае председателем сельсовета. Он знал казахский язык, впрочем как и большинство достолыпинских и столыпинских переселенцев. То поколение приняло коренной казахский уклад жизни без особых поправок. Разница в религии ощущалась, но веротерпимость была взаимной. В одной связке шолаксайцы встретили исторические потрясения. Когда-то думали, что нет ничего страшнее войны. Но коллективизация и голод свирепствовали не меньше.

Здесь в генах осталось, как переходили в колхозы. Свои раскулачивали своих – кто хорошо работал и жил, у тех все отбирали. Михаил Колесников, будучи работником сельсовета, воспротивился: «Я за Советскую власть боролся, а не за тряпки какие-то!». Если так, то ты – пособник кулаков, сказали ему. Арестовали, держали в тюрьме. Он был человеком грамотным, писал жалобы даже в Москву. Отпустили. Домой вернулся и ужаснулся: жена умерла от голода и болезней, а старшему сыну, подростку, в 30-м году руку отрубили. Мальчик оказался в овраге с теми, кто дрался за кусок «дохлого» мяса (туда свозили павший от голода скот).

В страшном этом хаосе село выстояло только благодаря человеческим чувствам. Одно из них испытал Трофим Коновалов, когда в первый раз увидел Нюру Колесникову.

— Я зашел к ее брату, а она сидит такая худенькая, маленькая, и очень умело зашивает рубашку. Такой умной, умелой, трудолюбивой, да еще и певуньей она и осталась на всю жизнь, – вспоминал Трофим Дмитриевич, будучи шолаксайским аксакалом и долгожителем.

В первую встречу с Нюрой той было всего 12 лет. Он ждал, когда она вырастет. Поженились через шесть лет, когда ей исполнилось 18, а ему – 28. А был это 1942-й год. Трофим Дмитриевич получил бронь от призыва. Но уж если оставляли в тылу, так работать надо было и за тех, кто на войне. Коновалов в 42-м был признан лучшим трактористом Кустанайской области. В этом году и женился он на Нюре. Была ли свадьба?

Я спрашивала его об этом личном и таком важном для него событии, когда еще Анна Михайловна была жива. Стаж семейной жизни у них тогда был 64 года. Свадьба? В сорок втором? Была. Наварили вареников. В доме Коноваловых жили четыре семьи депортированных с Поволжья немцев. С ними за общим столом и ели свадебные вареники…

Память – вечная ценность

К чему я веду этот разговор? Время стерло столько событий и их участников. Годы сломали старые дома и заборы. Выросли поколения. Только вечная ценность – память – связывает нас всех если не любовью, то благодарностью друг к другу. Пришло недавно известие, что одна женщина, давно уехавшая из своего села в Германию, вдруг обратилась к сельчанам: «Хочу быть похороненной среди своих, в своем селе». Ей ответили: «Приезжай, доживай с нами, похороним». То ли простота это житейская, то ли великая мудрость?

Тот же дед Трофим за шесть лет до смерти попросил, чтобы привезли ему хорошие доски на гроб. Сказал так: «Вы мне из города не везите, там такое сделают!.. мне не надо. Хочу своими глазами видеть, что за гроб у меня будет». С этой просьбой он обратился к директору ТОО Умурзаку Ихтиляпову. Тот в ответ предложил вместо гроба ремонт в доме у деда сделать. Сказал, строителей пришлет и материалы выделит безвозмездно.

— Нет, не ремонт, – ответил 96-летний Трофим Дмитриевич. – Должен же я умереть, доски нужны будут. Хочу видеть, что за доски пойдут на мой гроб…

Шесть лет дед после этого жил спокойно…

Немецкий вклад

Шолаксай – село передовое, известное даже в соседних регионах России. Умурзак Ихтиляпов – один из лучших аграрников Костанайщины да и всего Казахстана. Когда мы писали книгу «Шолаксай: загадки и свидетельства истории» (автор этой статьи является активным участником исследования), то отдельно вписали и вклад этнических немцев в развитие села и производства.

Из восьми директоров совхоза «Шолаксайский» два – этнические немцы: Альберт Александрович Клинк руководил хозяйством десять лет, Петр Георгиевич Шварц тоже почти десять лет был во главе сельскохозяйственного Шолаксая. Более 30 лет работал главным агрономом совхоза «Шолаксайский» Армин Германович Шрейдер. Четыре срока избирался председателем рабочего комитета Александр Лукьянович Вирц.

Семья единая

В упомянутой книге (десяток-другой экземпляров уехал и в Германию) перечисляется, из каких регионов прибыли в Шолаксай немецкие спецпереселенцы. Например, Армин, Асер, Вольдемар, Вильда Шрейдер – из Запорожья, оттуда же Рейнгольд и Нина Избрехт, Андрей и Берта Бургарт, Полина Гикс, Эдуард Уттэ; Ольга и Геннадий Гасс. Иоган, Петер, Андрей, Матильда, Матвей Шнайдеры – из Крыма, с этого же адреса прибыли Леонид и Евгения Ремель; Вилли, Рудольф, Амалия Бургарт. Немцы Поволжья: Яков, Елена, Фрида Биркле; Амалия, Александр, Виктор, Эмма Вирц; Йозиф Зибенгард; Петр и Анна Фейст, Мария и Герберт Дукарт, Вилли и Фридрих Фрайнбергер; Григорий, Ольга, Метта Гукенгеймер; Иоган, Гелюс Майснер; Андрей и Нина Сель, Екатерина, Ирма, Егор Гертер.

Кто из этих людей жил на квартире Трофима Коновалова, сейчас сказать трудно. Но дело не в фамилии, а в том, что каждый из тех, кого мы назвали, не пропал, не потерялся, нашел друзей и добрых соседей. Например, в книге есть скромная история жизни Екатерины Вебер. Она родилась в августе 1911 года в Саратовской области.

Рано вышла замуж, пережила голод 30-х годов, смерть нескольких своих младенцев.
В 41-м оказалась в Шолаксае. Разнорабочей называлась с 1941-го по 1968 год. Разнорабочих к наградам не представляли. Но когда мы готовили к издательству книгу, Екатерина Бальгазаровна оказалась в числе тех, кто был достоин, чтобы о них помнили. И хотя самой ее уже нет, но она оставила здоровых потомков – детей, внуков, правнуков. Родственные линии со временем переплелись с представителями других этносов. Не потому ли так крепко стоит Шолаксай?

Людмила Фефелова


Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia