Реформация в семейной памяти

Византийские католики след в след за военными несли богословие в завоёванные земли. В начале XVI церковное «двоевластие» пришло не только в Германию, но и в Англию, Шотландию, Голландию, Швейцарию, Испанию, Италию, Грецию и Россию.

Семейный, очень разросшийся клан Сартисон обитал на земле Эльзас-Лотарингской. Жители той земли приветствовали богослова Мартина Лютера, доктора, настоятеля церковной общины. Реформатор был оригинален. Он был на равных с паствой, у себя в доме усаживался с ними за длинным столом и вел беседы.

Супруга потчевала это собрание чаем и снедью. Слушатели просвещались, что было не по нраву ватиканским церковникам. Народ упорно противился предать учение Мартина Лютера. Тяжба между властью административной и авторитетами протестанской общины вылилась в лютый конфликт. Лютеране повсеместно подвергались гонениям.

Четыре брата Сартисон – Яков, Конрад, Христян и Йоган – все многодетные, нашли прибежище под Дармштадтом. Получили в 1611 году земельные наделы и прижились. Через полтора века появился новый соблазн: императрица России приглашала умелых и способных крестьян. Налоговые льготы и освобождение от воинской повинности на 90 лет уж очень заманивали. Двое братьев уехали в Черниговскую губернию. Компактное проживание в колониях, родной язык, своя лютеранская церковь – полтора века семья Сартисон прекрасно жила уже на российской земле вплоть до гражданской войны.

Затем последовала коллективизация и, как следствие, разруха. Георгия Сартисона подвели к статусу «кулак-единоличник». После ряда разговоров в правлении колхоза Молочанского района он, быстро распродав и обменяв свое имущество, уехал со старшими сыновьями к бывшим односельчанам в Башкирию – помещикам Сайбелю и Гартвигу. Там он познал Сибирь и дружелюбных башкир. Печаль была одна – все эти годы жил без церкви. По весне приехала жена, Екатерина Яковлевна, с тремя младшими детьми.

Через год у 50-летних Сартисонов родился автор этих строк. В былое время это событие было бы в радость: «Работник ведь». Но время было тяжелое, долго переживали, что негде крестить ребенка. Судачили на эту тему с родственником Малаховым, который был женат на родственнице Шарлоте Сартисон. В их доме мирно прижились две религии – и ничего, близнецы растут. Так поступили и со мной. Я стал православным христианином. Молитву всем молитвам «Отче наш» я лопотал, повторяя вслед за мамой. Отец же, как истинный демократ, любил говорить: был бы Бог в сердце.

Из Башкирии мы уехали в село Садовое, в Ставрополье. Там один из моих братьев, Вильгельм, успел после учебы стать бухгалтером и выманить многих из мест, куда добрался голод с Поволжья. А ровно через два года началась война с Германией, за которой последовала депортация. Обоз растянулся по глубокому снегу в полкилометра от села до кладбища. Меня, по малолетству, несли по очереди на руках. У кладбища народ высыпал к могилам, прощаясь с покойными родными. «Отче наш» шептали непослушные губы…

Семья оказалась в казахском ауле Шункуркуль. В тот же год отец и четверо старших сыновей ушли в трудовую армию. Отец вернулся по возрасту, через год. И мы, уже втроем, на новом кладбище хоронили маму… Она работала медсестрой в госпитале, где умирали от брюшного тифа и недоедания женщины-старушки. Госпиталь был – одно название: изба из трех комнат, в двух, как мойва в банке, бок о бок на соломе –
больные. Мама не убереглась. Когда хоронили, я крестился, отец с Вильгельмом – нет (в либеральном лютеранстве крестное знамение не заповедано). Вероисповедания разные, но слова из сердца одни и те же.

Спустя год, когда мне пришло время идти в школу, в семью вошла мачеха (мама Клара) – ярая католичка. Своих детей у нее не было, поэтому все свои материнские чувства она спешила излить на меня.

В нашем доме появилась католическая Библия, ставшая для меня букварем. Вот так в одной семье мирно и дружно существовали три религии, что, по моим наблюдениям, в послевоенные годы не было редкостью. Мне приходилось писать письма-запросы, письма-розыски под диктовку малограмотных односельчан. Нередко наблюдал трагедию, когда жена не находила мужа, или наоборот он, потеряв надежду, женился на другой. Так люди разных вероисповеданий связывали себя узами брака.

Уверен, что многие ужасы и страдания того военного лихолетья помогла пережить именно религия, ставшая для многострадального народа отдушиной. Она сберегала родной язык, обычаи и традиции, возвращала к преемственности поколений и истории. Порою власть чрезмерно оберегала граждан от «опиума». Однако религия имеет свойство выжить, устоять, придать сил искренне в нее верящим.

Иван Сартисон

Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia