Специфика содержания немецкой поэзии, её тем и тональностей состоит в противоречивости. Названия стихотворений нередко служат символами диалектического противоречия: Сильвия Вахтлер. Jugend und Alter (Молодость и старость), Regen und Sonnenschein (Дождь и солнечный свет); Маргарет Кер.
Lachen und Tränen (Улыбка и слёзы); Габриэла Шёнеман. Frühlingsabend (Весенний вечер). Прямо заявленная в названиях (Аннетте Шеллер. Ambiwalenz Liebe (Амабивалентная любовь), амбивалентность рождает внутритекстовые антиномии: «Hektik und Streß / satt Ruhe und Stille» («Суета и стресс / сыты покоем и тишиной») (Иоганна Шармер-Марра. Gedanken zur Weihnachtszeit (Мысли ко времени Рождества); «Regen Glück und Melancholie» («Дождь счастье и меланхолия») (Вилли Гофман. Melancholie? (Меланхолия?); «Glücklich nehme ich deinen Zorn wahr» («Счастливо принимаю я твой гнев») (Аннетте Шеллер. Ambiwalenz Liebe (Амабивалентная любовь) и др. Амбивалентность образов подчёркнута знаками вопросов в названиях: Вилли Гофман. Melancholie? (Меланхолия); Доротея Пфаннмюллер. Einsam? (Одинокий?).
Пребывание человека в бытии одна из главенствующих лирических ситуаций у современных немцев. Проблема «человек и время» волнует многих авторов. К примеру, лирический герой в стихотворении Сильвии Гинер «Was bleibt?!» («Что останется?!») удовлетворён прошлым («G e s t e r n wurde ich geboren / bin aufgewachsen, / in die Schule gegangen / habe einen guten Beruf gelernt» («В ч е р а я родился, / рос, / ходил в школу, выучился хорошей профессии»), уверен в настоящем (H e u t e bin ich erfolglich, / habe eine Familie» («С е г о д н я я успешный человек, / у меня есть семья»), не сомневается в будущем («M o r g e n diese Gedanken brauche ich nicht / ich habe eine hohe Lebensversicherung abgeschlossen» («З а в т р а в этих мыслях я не нуждаюсь / я заключил важный договор о страховании жизни»). Однако страх перед временем явлен и в лексике, и в исчезновении знаков препинания при описании будущего времени. Истинное время для лирического героя наступает лишь и н о г д а («m a n c h m a l») когда он берёт в руки статуэтку, подаренную соседской девушкой, с которой они когда-то клялись друг другу в вечной любви, но она умерла в восемнадцать лет от рака. Жизнь, то есть настоящую связь с вечным, герой ощущает лишь «пару секунд», пока сжимает в руках драгоценную вещицу.
Человек соотносит себя с вечностью, соизмеряя «возраст»и «звёзды, бледнеющие в туманном зеркале» (Иоганн Лавунди. In der Zeit (Во времени). Бесконечная жизнь души уравнивает смертного с вечностью (Норман Дориан Франц. die frucht der ewigkeit (плод вечности). Мир, как и человек, является бренным (Траудль Вирт. Nach Tschernobyl (После Чернобыля) и вечным (Маргарет Штиген. Mensch und All (Человек и Вселенная) одновременно.
Вечность красоты тема, волнующая многих немецких поэтов. Стихотворения с понятием «Schönheit» («красота») в названиях встречаются у Людвига Гримма («Schönheit» («Красота»), Фредерики Гретер-Глатцл («Schön, Schönheit ist ein weiter Begriff» («Прекрасно», «красота» широкое понятие») и др. Философская антиномия хрупкости и одновременной вечности красоты не находит выхода, угасает в своей самоценности.
Фредерика Гретер-Глатцл говорит о безбрежности красоты, которую человек воспринимает всеми органами чувств: «Das Auge sieht Das Ohr hört Die Nase riecht Die Zunge schmeckt Die Hand, der Fuss tastet spürt» («Глаз видит Ухо слышит Нос нюхает Язык пробует Рука, нога осязает»). И некрасивое может быть прекрасным («Nicht Schönes kann schön sein»).
Современной немецкой поэзии присуща не только абстрагирование конкретных понятий, но и конкректизация абстракций (Нэнси Штайнхофф. Des Dichters Muse, die ihn küßt (Муза, которая целует поэта).
Высокое поэтизирование сферы чувств, особенно любви, прослеживается у большинства авторов. Любящий человек сливается с любимым в одно целое, становится его подобием. Любовь зачастую изображается как необыкновенное, жертвенное чувство. «Laß mich Dein Engel sein!» («Позволь мне быть Твоим ангелом!») просит любимого в стихотворении «Engel» («Ангел») лирическая героиня Мелани Юнг. Женщина, которую прогоняет любимый, признаётся, что в одиночестве она ещё ближе к нему (Доротея Арнс. Allein (Одна).
Ощущение бренности и красоты мира чувств усиливают типичные для немецкой поэзии мотивы розы и фиалки, рассыпанные по всей антологии (cм. скопление данных образов, особенно розы, у Лило Шультце-Бандт: «Eloge an die Rose» («Хвала розе»), «Rosen in England» («Розы в Англии»), «November-Rose» («Ноябрьская роза»), «Leben einer Rose»(«Жизнь розы»), «Erste Rosen» («Первые розы»), «Gänseblümchen und Rose»(«Маргаритка и Роза»), «Veilchen» («Фиалка») и др.), и образы хрупких существ стрекозы (Лило Шультце-Бандт. Die Libelle (Стрекоза), бабочки (Элизабет Кройтцер. Der Schmetterling (Бабочка) и др.
Высокочастотны выражения чувств к родственникам, кровные отношения жертвенны и чувствительны: Сильвия Вахтлер. Mutter und Sohn (Мать и сын); Иоганн Зёнс. Mutterglück (Материнское счастье); Иохим Вендтландт. Die Schwester (Сестра); Карин Пронебнер. Bruder (Брат) и др.
Не удовлетворяясь языком слов, люди ищут другие способы общения с окружающим миром (Кристоф Шнайдер. Fingersprache (Язык пальцев). Мир постигается через ощущения, переживания (Анна Онвайлер. Erste Kuß (Первый поцелуй)). Поэты стремятся к выплеску чувств на зримом уровне, недаром несколько авторов, к примеру, Сюзанна Крузе, сопровождают стихотворения своими рисунками. Апелляция к различным видам искусства также симптом многогранного обзора действительности (Иохим Вендтландт. Dali; Theaterstück I (Театральная пьеса I); Маргарет Штиген. An die Musik (К музыке).
Немецкие авторы стремятся постичь действительность через видение вещи и сострадание животным и растениям. Перед читателем открывается мир думающего животного (Ингеборг Келлер. Ein armer Hund (Бедный пёс): «er denkt» («он думает») и чувствующей вещи:
Ich liebe Dich, sagt
die Bürste zum Haar
der Pinsel zur Leinwand
der Kaffee zur Milch
das Papier zum Zeichner
(Inge Kile. Ich liebe Dich, sagt)
Я люблю Тебя, говорит
щётка волосам
кисть полотну
кофе молоку
бумага чертёжнику
(Инге Киле. Я люблю тебя, говорит)
Животные нуждаются в человеческой заботе. Страдания и тем более гибель «братьев меньших» вечная тема, к образам которой современные немецкие поэты прибегают постоянно: Клаус М. Рустемейер. Tod der kleinen Nachtigall (Смерть маленького соловья); Юстус Пфаннебеккер. An einen sterbenden Vogel (К умирающей птице); Элизабет Кройтцер. Der alte Mann und sein Hund (Старый человек и его собака); Ингеборг Келлер. Ein armes Schwein (Бедная свинья). Пафосный реквием создаёт Ингеборг Келлер свинье, «чей труп ест человек». Поэт обращается к погибшему животному на «ты», ставя его на одну ступеньку с собой, homo sapiens.
По какому праву человек безнаказанно убивает других существ? Поиск причин остаётся открытым. Жизнь дерева, погибшего по вине человека в 60 лет, прослежена Ингеборг Келлер в стихотворении «Der Baum»(«Дерево»). Курт Генес соболезнует выброшенной после праздника рождественской ёлке («Eines Alten Christbaum»(«Одной из старых рождественских ёлок»). Сочувствие, передаваемое читателю, первый шаг на пути к более деятельному проявлению участия.
Современная немецкая поэзия не пристрастна к национальным топонимам, приметам Германии. Наименования германских ландшафтов относительно редки (Юстус Пфаннебеккер. Abend im Schwarzwald (Вечер в Шварцвальде); Карин Пронебнер. Sommer in Frankfurt (Лето во Франкфурте); Frankfurt im Sommer (Франкфурт летом), встречаются общеевропейские (Курт Шмидтфалкен. Holländische Landschaft (Голландский ландшафт) и другие иностранные (Долорес Бальдун. Markt in Istambul (Рынок в Стамбуле) реалии. Признаком тяготения к единой европейской литературе является включение в немецкую антологию стихотворения Сюзанны Крузе, написанного на английском языке. Имена и фамилии отдельных авторов указывают на их не немецкое происхождение (Сильвио Жако, Марта Мельничук и др.)
Елена Зейферт
16/11/07
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
