Якоб с нескрываемым нетерпением ждал письма от Георга. «Невелик в должности мой военный специалист, но знать должен больше нашего». И письмо пришло. Георг по Указу всеобщей мобилизации снова обмундировался, вооружился и занял свое место в строю. «Когда дойдет это письмо, я буду на передовой, на самом западе страны. Война предстоит жестокая и долгая».

Из траурно-черных тарелок радиопродуктора не сообщалось ничего радостного. Все бои были одинаково ожесточенные и заканчивались оставленными городами. Враг шел вглубь страны.

В селах почти не осталось мужчин. При Якобе, на чабанской стоянке в Крутояре, жили Кондрат и Андреас. Об учебе в школе теперь перестали и думать и говорить. Два сына получили статус колхозника и должности помощника чабана.

Лихобаба ушел на фронт. Председателем избрали Марию Андреевну, главного зоотехника. Она по существу была теперь в двух должностях: и людей расставляла, и о здоровье овечьего поголовья, как лучший специалист в районе, постоянно заботилась.

Лихобаба, прощаясь с односельчанами, наказывал: смотрите вперед, думайте и работайте за всех, кто ушел на защиту вас. Мы не вернемся. Но каждый, кто будет счастлив вернуться, вправе будет спросить: а все ли вами делалось так, чтобы одолеть врага?

Людей в Садовом стало не просто меньше, они вмиг стали иными. Говорили меньше, дескать, и так понятно. Говорили глуше, ибо очевидно сила не в громкости слов, а в необходимости твоих дел, в их важности.

Первая зима для Гардтов была хорошим уроком, репетицией для новой профессии. Наперед было известно, что потребуется в зиму. Сыновья-подростки прекрасно управлялись на выпасе и на стоянке, где проходили дойка, стрижка, купание овец. Отец тем временем, в разгар лета, отлучался за сеном для зимы, за жердями и рейками для ремонта клеток и загона. Он в этих поездках не упускал случая прознать новости с фронта. Редкая семья не получала писем треугольников, бесплатных, солдатских. В женских бригадах виноградарей, несмотря на знойные дни июля-августа, замелькали черные траурные платки. Бабоньки оплакивали мужей, сынов, отцов. Оплакивали значит хоронили. С опозданием, без похорон, неизвестно как и где «пал смертью храбрых», как следовало из похоронки. Даже один-единственный новый черный платок переворачивал души всей женской бригаде. Кто-то получил похоронку раньше, но теперь причитал по новой вместе с подругой, у которой поселилась печаль в доме. Страдали все. Каждая думала: завтра могут мне доставить такой конверт. Почтальона всегда встречали с опаской, затаившись: хочется радостной вести, а что там на самом деле?

Что бы ни говорило Совинформбюро, но воюющие бодрили людей тыла: разобьем ворога всем смертям назло.

В начале сентября на Крутояр прикатил на велосипеде Филипп. Его никто не ждал. О том, что он заявится, накануне разговор не шел.

«С чем же ты пожаловал?», — гадал Якоб.

Филипп ставил велосипед к уголку веранды и достал газету. Он ее долго разворачивал, расправлял и, наконец, объявил: «Вот новый Указ Правительства всех немцев АССР немцев Поволжья переселить за УралТут сказано, что «сотни и сотни тысяч» из них оказались предателями».

— Что? Так там и написано? усомнился Якоб.

— Да, написано именно так, — вздохнул Филипп.

— Ну, если «сотни и сотни тысяч» — это почитай все, в том числе и дети, что только родились. Как же они могут, ведь что ни семья, то кто-то в воющей армии?…Сын, муж, ведь как у всех? Якоб явно не мог взять в толк.

Иван Сартисон

11/04/08

Поделиться

Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia