С дядей Сашей я познакомился у крыльца столичного научно-исследовательского института. Ровно в полдень я с детской коляской старался вертеться у входа в институт, так как в это время дядя Саша с военной пунктуальностью обедал из солдатского котелка и кормил своих подопечных голубей.
Едва ли голуби угадывали время, что тоже нельзя исключать биологические часы у животных чаще всего работают исправно. К тому же дядя Саша сзывал их своим волшебным котелком, постукивая по нему алюминиевой ложкой. Мой малыш в коляске восторженно визжал, наблюдая это, и кажется, сам готов был взлететь голубем вместе с коляской настолько энергично размахивал ручонками.
Дружба с дедом сложилась у нас в два счета. Нам доверили котелок, и мы сами попробовали созвать голубей «музыкой», запасаясь и подкормкой. Но голуби не садились нам на плечи, голову, как поступали они со своим штатным кормильцем. Я прочитал надпись на солдатском котелке: Берлин, 1945 г., 9-го мая, Ф.М.Беляев.
— Дядя Саша, так вы Берлин брали?
— Нет, к сожалению. Берлин брал хозяин котелка, Федор Матвеевич. Мы с ним земляки. До войны в Поволжье в одном селе Луй Мариентальского района жили. Его на фронт призвали, а меня военкомат из Казахстана на трудовой фронт в Карелию призвал. Моя фамилия Абт. Валили мы в тылу берёзы на приклады к автоматам и винтовкам. Из карельской берёзы самые легкие и в тоже время прочные получаются. Любой снайпер и охотник подтвердит. Матвеич разведчиком был и такой приклад ему однажды жизнь спас, пулю в себя принял.
А встретились мы здесь с земляком из бывшей АССР Немцев Поволжья случайно. Беляев прибыл в этот город по наказу боевого товарища Сергея Стельцова, с которым они 8 мая выполняли разведывательное задание командира артиллерийского полка. Берлин брался шаг за шагом в кольцо для последнего штурма. Каждый полк — участник штурма получал маршрут подхода и точку установки орудий, прожекторов, бронетехники.
Беляев не однажды рассказывал об этой заключительной военной операции. Ведь сам маршал Ю.К. Жуков пообещал, что первой в столицу сокрушенного рейха войдет Советская армия Солдаты между тем обещали друг другу: на случай, если один останется лежать в чужой земле, второй навестит его родственников на Родине и все обскажет о 1416 днях жестокой войны и совсем подробно, разумеется, о днях самых последних.
К чести дяди Саши, он в памяти сохранил все важные детали разведоперации своего земляка и коллеги. На последних подступах к Берлину стреляли с каждого хуторного дома, из каждого перелеска, из любой копны или скирды сена. У врага силы были на исходе; смертельно раненый, он агонизировал и безумствовал. Оставалось, согласно карте-трехверстке, пара километров до первых зданий на окраине.
Беляев со Стрельцовым к сумеркам оказались у хутора между деревнями Рудерсдорф и Хойенхаген. С наступлением полной темноты в перелесках застучали топоры. Солдаты рубили подлесок, успевший распустить отливавшие лаком молодые листочки, маскировали орудия и бронетехнику, чтобы в таком наряде безопаснее идти на приступ.
Когда окончательно стемнело, Беляев и Стрельцов вышли к риге, стоявшей шагах в пятидесяти от всеми покинутого дома. На фронтоне зиял проем от небольшой чердачной дверцы. Лестницы усмотреть поблизости было невозможно.
— Надо заглянуть. Если там чисто, то пересидим с часок, подкрепимся и сойдем пробираться дальше, — предложил Стрельцов.
— Если подкрепиться, в доме, пожалуй, сподручнее, — подметил Беляев.
— После войны и я бы так сказал, а тут непременно проверить надо. К тому же сверху нам больше обзора.
Беляев перестал возражать. Он снял автомат, встал на четвереньки и повелел: Сергей, становись на плечи, а там я тебя на вытянутые подниму, затем ремнями меня затянешь.
Едва Стрельцов ввалился головой в проем, как Беляев в бледном лунном свете на миг рассмотрел блик штык-ножа, вонзившийся между плеч Сергея да с такой силой, что убийца не сразу смог вернуть свою винтовку. Стрельцов оседал на Беляева, тот, прижав его корпусом к стене, короткой очередью с очень неудобной позы сразил нападавшего. Обмякший безжизненный Стрельцов был подхвачен на крепкие руки друга и бережно уложен на землю тут же углом риги. Матвеич предельно насторожился.
Потекли томительные секунды. С чердака ни звука. Из ближайшего леса ни выстрелов, ни осветительных ракет. Беляев вернулся к Стрельцову. Сергей был бездыханный.
Остаток ночи тянулся как дождливая неделя. Не дожидаясь рассвета, Беляев решил хорошенько обшарить ригу, отыскать что-нибудь и выбраться наверх. С трудом он обнаружил оглоблю. И каково же было его удивление, когда он увидел убийцу друга. Юнец, не более 16-ти лет, явно из гитлерюгенд. То ли дезертировал, то ли с заданием в карауле был — пойди, разберись.
Мертвая тишина окружила оставшегося в одиночестве Беляева. Он еще раз, уже спокойнее осмотрел Стрельцова и понял, что бессмысленно пытаться чем-нибудь помочь. О случившемся коротко доложил по рации. Остаток ночи тянулся целую вечность. Саперная лопатка легко брала напитанную весенней влагой землю. Могила была готова к рассвету. Вместо гроба саван из солдатской плащ-палатки, березовый крест и табличка: «Ф.М. СТРЕЛЬЦОВ 21-01-1923 г. 08-05-1945г.»
У могилы друга Фёдор Беляев поклялся лично прибыть к его родственникам и рассказать о его боевых заслугах и о том, как он погиб.
Федор Беляев участвовал в этот день еще в одних похоронах: того подростка, от руки которого погиб Сергей. На хутор поутру явилась хозяйка, мать погибшего юноши. Она рыдала над ребенком и не могла себе простить и свой уход в село, и что не отобрала силой у него винтовку и не кинула её в колодец. Мать рвала на себе волосы, и это зрелище стало настоящей пыткой для видавшего виды солдата.
Он ушел дальше своей неоконченной военной дорогой, но теперь с ним вместе неотвязно шли, как упрек его совести, эти две смерти.
Он ушел из жизни в 62 года. Сказались раны физические и груз психологический. Он не однажды признавался мне, что тянет его в прошлое, в деревню Рудерсдорф, хочется побыть на могиле Стрельцова, покаяться перед матерью того несчастного мальчишки примириться с ней, облегчить свою душу, помолиться вместе в церкви за упокой погибших, заглянуть в глаза тем из оставшихся, кто вкладывал в руки детей оружие даже в то время, когда всякий видел в этом преступную бессмысленность.
Он умом понимал, что обязан был ответить смертью за смерть, выполнить приказ. Время не для каждой натуры спасительный лекарь. Синдром вояки для многих был необорим, оказался тяжелее осколков и свинца в теле. Нет военных, чьё сердце, как впрочем и душа, не было бы под прицелом
Иван Сартисон
07/05/10
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
