Известному поэту, автору нескольких книг стихов, российскому немцу Ивану Беру исполняется 50 лет. В канун юбилея корреспондент DAZ Надежда Рунде задала ему несколько вопросов, ответы на которые мы предлагаем сегодня вашему вниманию. В судьбе Ивана Бера немаловажное значение имеет работа психолога, которой он посвятил себя уже после переезда в Германию, но всё же главный смысл и неотъемлемая часть его жизни – поэзия. Как в нынешнее антипоэтичное время мыслит, чувствует и пишет поэт, можно узнать из этой беседы.
/Фото автора/
— Иван, вот эта цифра 50 – с чем она у тебя ассоциируется? И вообще юбилей — это плохо или хорошо с точки зрения поющего поэта?
— Сейчас цифра 50 ассоциируется у меня в первую очередь с моим возрастом. Впрочем, если осознанно жить в семилетней цикличности, то 49 лет была более важной для меня в жизни датой. Но поскольку у нас принято 50 считать юбилеем, будем праздновать 50! Мне кажется, юбилей это ни плохо и ни хорошо, это просто то, что мы принимаем за веху, за некий рубеж, к которому мы не стремились, но достигли. Я больше собираю не года, а встречи и разлуки — с людьми, с событиями, с мыслями. С точки зрения, как ты меня назвала, поющего поэта, это, возможно, тема для очередного стиха или песни, которыми я балую себя на каждый мой день рождения.
— Каковы ощущения?
— Ощущение внутреннего покоя и глубокого наслаждения жизнью. Время ценю по другому. Набранный опыт позволяет тебе никому ничего не доказывать, ни за кем не бежать, ни перед кем не оправдываться, меня это состояние и этот возраст очень устраивают. Ты просто понимаешь, что прожил полвека и многое получил от судьбы в подарок, оставшиеся полвека пройдут, наверное, спокойнее.
— Расскажи, пожалуйста, нашим читателям о себе. Конечно, много чего накопилось-нажилось, но хотя бы о самом важном на сегодня.
— Ты знаешь, рассказывать о себе — это всегда не просто, поскольку это почти всегда желание рассказать о том, что для тебя важно, при этом для читателя или слушателя может быть важно совсем другое, но я попробую. Родился я в рабочем посёлке с прекрасным названием Малиновое Озеро, на Алтае. Детство моё прошло в Киргизии, а последние годы перед переездом в Германию я прожил в Узбекистане, в городе Фергане. В Германию переехал с семьёй в январе 1989 года, сегодня проживаю в Бонне. Чем я живу, кто я? Я европеец, таковым я себя чувствую, таковым я себя познал. Что это значит? В первую очередь это значит, что я не только вижу себя в контексте европейской культуры, но и живу ею, чувствую её стержень, её силу, её трагическую и великую роль в общечеловеческих масштабах. В своё время прошёл через религию, моя жизнь и, конечно же, моё мировоззрение формировались христианством, потом буддизмом и наконец атеизмом (в истинном значении этого понятия. Атеизм не как безбожие, а как осознание бытия в некоем вне личности присутствующем Начале, как противопоставление теизму и деизму). Сегодня я считаю себя стоиком и придерживаюсь этой философии, поскольку именно в этой философии я вижу не только наше европейское наследие, но единственное идентичное учение, которому можно и нужно следовать нам, европейцам, чтобы не искажать и не предавать себя. Ни иудо-христианство, ни восточные учения не являются нашими истоками, а именно греческая и римская философия, которую так жестоко и по-варварски пыталось уничтожить средневековое иудо-христианство.
Что для меня ещё важно, чисто по-человечески? Для меня важно то, что я счастливый отец, а мои дети (у меня сын и дочь) — это в первую очередь мои друзья, с которыми я всем делюсь. Да я вообще счастливый человек, мне везёт на людей, у меня есть друзья, любимая профессия и, конечно же, просто интересная и богатая жизнь. И я люблю свою жизнь!
— Как ты стал поэтом? Как ощутил первые толчки, пульсацию слова? Как давно ты пишешь, поёшь?
— Когда-то я говорил себе: поэзия это не просто стихосложение, это образ жизни. Соответственно поэт — это не просто пишущий стихи, а живущий в мире образов, представлений, тонких ощущений и, конечно же, глубоко эмоциональных переживаний. Стать поэтом, мне кажется, нельзя, им нужно родиться, это если по сути. Другое дело по званию. Здесь поэтом делает тебя читатель, критик, общество и.т.д. Являюсь ли я поэтом в этом смысле? Не знаю. Ведь как в жизни? Сначала ты пишешь стихи и не читаешь их никому, но ты уже переживаешь весь творческий процесс и с головой окунулся в мир поэзии. Ты не называешь себя поэтом вслух, но чувствуешь себя таковым. Потом ты читаешь свой первый стих и ждёшь отзыва. Если он хороший, то ты начинаешь допускать мысль о том, что ты и для других поэт, если отзыв не очень, то у тебя возникает конфликт, который ты пытаешься разрешить тем, что учишься, правишь, пишешь, пишешь, пишешь, ты берёшь упорством, количеством, чем угодно, только бы разрешить конфликт. Ты ищешь признание. Потом тебя начинают печатать, слушать, иногда хвалить и ты думаешь, что достиг признания тем, что написал столько много текстов, что посещал всевозможные тусовки и пил вино с мэтрами, а на самом деле у тебя всего три достойных стиха и ты не знаешь, как ты их написал, ты их можешь скопировать, но не написать что-либо новое, такое же достойное, и тебе скверно от этого, тебе не остаётся ничего другого, как писать, писать и писать, ведь тебе дали звание поэта. А если по датам, то я очень поздно написал свой первый текст, мне было 18 лет, первую песню я попробовал сделать в 23 года.
— Иван, а чьи произведения повлияли на твоё становление, есть ли у тебя любимые поэты и писатели?
— Единственным поэтом, оказавшим серьёзное влияние на мое творчество, была Марина Цветаева. Это была долгая и горячая любовь. Я до сих пор всякий раз, когда бываю во Фрайбурге, стараюсь сходить в уютный семейный ресторанчик, где семья Цветаевых частенько принимала трапезу во время лечения в Шварцвальде. А бываю я во Фрайбурге раз в месяц. У меня много любимых писателей и поэтов. Я назову только некоторых из них: это Алессандро Барикко и Хорхе Луис Борхес, Милан Кундера и Мартин Вальзер. Особое место в душе навсегда занял Антон Чехов. Стихи я в последнее время почти не читаю. Только то, что присылают или дарят друзья. Единственный, кого недавно перечитывал, это Райнер Мария Рильке.
— Поэзия — это то, с чем приходится жить, где бы ты ни был и что бы ни делал… Ты психолог… Дело это в твоём понимании каким-либо образом сопряжено с поэзией?
— Я мог бы, конечно же, начать философствовать и говорить о том, что психология близка поэзии, поскольку она тоже имеет отношение к эмоциям человека. Но на самом деле это работа, ремесло, которым ты владеешь, и лучше, если ты им владеешь хорошо. Эмоционально ты должен уметь быть и оставаться нейтральным. Иначе ни тебе, ни твоим клиентам уютно не будет. Ты работаешь с людьми, каждый день перед тобой раскрываются судьбы, и ты должен быть не только осторожным, но и, в первую очередь, предельно уважительным к своим клиентам. Здесь интуиция и сдержанность лучшие твои друзья. Эмоции имеет право показывать только клиент.
— Насколько тебе самому творчество помогает разобраться в собственных чувствах, эмоциях, переживаниях и вообще каково его назначение?
— Если честно, то никак не помогает. Я уже давно не пишу стихи на тему поиска смысла жизни. Для меня с некоторых пор такое понятие как смысл жизни стало понятием нарицательным. Дело в том, что как только мы определили смысл жизни или даже просто определили тенденцию, мы ограничили жизнь.
Например, мы говорим: смысл жизни — это делать добро. А что же тогда с простыми повседневными делами? Поливать цветы, купаться, любоваться природой, заниматься ремонтом квартиры и многое другое разве не имеет смысла? И так во всём. По-моему, в одном из советских фильмов прозвучала такая фраза: жизнь больше, чем любовь, а я бы сказал жизнь больше, чем смысл жизни. Поэтому моё творчество – это прелестное занятие, такое же как иногда писать акварели или перебирать струны на гитаре. Это не помогает разобраться в собственных чувствах, это помогает ими насладиться.
— А к какому из жанров можно отнести твои произведения?
— Я не пользуюсь никакими правилами и не придерживаюсь определённых жанров. Было несколько исследовательских и критических статей о моих стихах. Я с интересом прочитал. Было очень забавно осознавать, что твои тексты определяют в некую категорию, а ты и не догадывался никак об этом.
Однажды многоуважаемая мною Нора Пфеффер сказала мне, что я символист. Это единственное, что я сохранил для себя как определение.
— Мир вокруг, ты сам — всё меняется. А тематика твоих произведений? Например, твоя поэзия до Германии… она наверняка была иной?
— Как я уже сказал, сегодня я пишу больше не стихи, а зарисовки, размышления, задиристые реплики и просто монологи, да, я их рифмую и другие всё ещё думают, что это стихи. От этого мне порой неловко… Но кому-то нравится читать и слушать, а мне нравится писать. Сегодня я смотрю на свои стихи в «догерманском» периоде, как на порой очень тяжёлые тексты, полные драматизма и безысходности, но они отражают отчасти моё состояние тогда. В Германии моё состояние изменилось, соответственно изменились мои стихи.
— Насколько расширился круг тем, которые хочется затронуть?
— Осталась только одна тема – жизнь. Это может быть простой вечер в итальянском ресторанчике или прогулка по саду, реплика другу или ироническое размышление о своём возрасте.
— Спасибо, Иван! С юбилеем! Успехов тебе и новых стихотворений!
Интервью: Надежда Рунде.
***
А всё, что сказать позабыл сгоряча,
уронит в молчание осень,
как плащ ниспадает с обрыва плеча,
как лодку течение сносит.
Как парк опустел после лета опять,
как птицы дорогу находят.
Как мы никогда не разучимся ждать
того, кто зачем-то уходит.
И в этом молчанье, где слово есть грех,
где вслух объяснить – ошибиться,
я всё до конца принимаю и всех:
картины, и звуки, и лица.
Я слово опять позабыть захочу,
чтоб мысли вернуть её песню.
А осень дыханьем задует свечу
заката за кромкою леса.
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
