Моя бабушка Наталья (Доротея) Яковлевна Роор родилась 15 мая 1911 года в деревне Розенталь Автономной Республики немцев Поволжья, в семье Шмидт, оба её родителя были глухонемыми. Но несмотря на глухоту и немоту родителей все рождённые дети были здоровыми.
Бабушке при рождении дали имя Доротея и по счёту она была девятым ребенком в сводной семье, а её мать второй женой отца. Глухонемые родители могли с трудом и, по всей вероятности, уменьшительно-ласкательно произнести только Тортья. Так она ею с рождения и стала, и считала, что это нормально.
А когда пришла пора получать паспорт, её спросили: «Как тебя зовут?» Она ответила: «Тортья!», на что ей сказали, что такого имени нет – «Будешь Наташа!». Сейчас, к сожалению, уже не у кого об этом спросить, но в свидетельстве о рождении моей матери бабушка записана как Доротея. Очень красивое имя и означает оно «дарованная Богом». И я так думаю, что этот дорогой мне человек был всем нам действительно дарован Богом. Жаль, что прожила она на этой земле очень мало, но успела хлебнуть за свои неполные 66 лет столько, сколько не перечесть. Рано осталась без матери. И после того, когда её отец женился в очередной раз, её в девятилетнем возрасте забрал к себе старший брат Якоб. Он был уже взрослым и семейным. Жена бабушкиного брата была неизлечимо больна туберкулёзом. Но, со слов бабушки, она была очень доброй женщиной, которая её научила печь хлеб, доить корову, справляться по хозяйству. В семье старшего брата моя бабушка прожила пять лет. Когда жена Якоба умерла, он женился на женщине, у которой также было двое собственных детей. Новая супруга брата сказала, что седьмой рот в их и без того большой семье становится лишним.
И таким образом моя Доротея попадает в прислуги в семью судьи, где к ней, с её слов, относились, как к родной дочери. Одевали, обували, кормили и даже замуж бабушку выдали из этого дома. Грамотности её, к сожалению, никто не обучил. И как она всю свою недолгую жизнь об этом сожалела! Она говорила: «Если би я били хочь чут-чут крамотни, я би тогда всех пояс тикали!». Это означало, что если бы она была хоть чуть-чуть грамотной, то всех бы за пояс заткнула!
Зато сама жизнь научила её такому, что на мой вопрос, есть ли на земле Бог, она отвечала, что если взять её жизнь, то нет. А так, наверное, есть.
После замужества она по традиции переехала в дом родителей мужа. Свекровь её не любила, да и с супругом жизнь не складывалась. Первенца своего, которого назвали Артуром, она похоронила через три года после его рождения. Второй сын умер, прожив сутки. Даже назвать никак не успели. Третьей по счёту, 19 августа 1938 года, родилась моя мама, которой дали имя Эрна, полное имя Эрнеста. Затем моему дорогому человеку пришлось пережить репрессию, депортацию, трудармию, получить «похоронку» на мужа. Долгих одиннадцать лет не видела свою родную дочь, которая осталась на попечении свёкра со свекровью. И при всём этом осталась добрым, заботливым, аккуратным, экономным и справедливым человеком. Она всю свою жизнь помогала всем, ничего не требуя взамен. Два раза в неделю, бабушка обязательно что-нибудь пекла. Это были кихли, у кого-то они назывались кребли и неизменным всегда был ривелькуха, а у кого-то он назывался штройзелькуха. Также были пирожки с различной начинкой – повидлом, творогом, тыквой, капустой, картофелем. И всё больше печёные, а не жареные.
А также знаменитые штрудли с квашеной капустой и картофельные кнепли. Мы с сестрой любили слушать бабушкины рассказы о её жизни, о трудармии, о первых минутах выселения из родного дома. Она рассказывала, как их посадили на подводу, ничего не разрешив с собой взять из имущества. Когда подвода тронулась, бабушка в последний раз окинула взглядом дом родителей мужа, в котором она жила, полными от слёз глазами, а ей в ответ на окне улыбалась её любимая, цветущая разноцветными шарами герань. Она крикнула: «Стой»! Пошла в дом и разбила все горшки с цветами, сказав: «Если не мне, так и никому пусть не достанутся»! И больше своего дома она не видела.
Бабушку, её свёкровь, свёкра и мою трёхлетнюю маму выселили в Новосибирскую область, Барабинский район, колхоз №168, Ферма №1. Бабушка трудилась на ферме дояркой. Затем с зимы 1944 по 1950 год продолжилась её тяжёлая трудармейская жизнь. Она работала на военном заводе, который снабжал оборонную промышленность – это было в городе Кисилёво Кемеровской области. Как за малейшую провинность им, как она говорила, давали карцер. Жили трудармейцы на том же заводе, где и работали. Рабочий день длился двенадцать часов, скудно питались в заводской столовой. Спали на втором этаже того же завода. Через два часа их поднимали и отправляли на дополнительные работы. Затем небольшой отдых и вновь двенадцатичасовая смена. Если к скудному столовскому питанию удавалось добыть редьку, которая спасала от болезней и питала организм витаминами и растительное сурепное масло (бабушка говорила сурепочное) с чёрным хлебом, то это был настоящий праздник. Так тянулись тяжёлые военные годы. Затем после трудармии – ещё шесть долгих лет спецпоселения на Урале в городе Кизеле Пермской области на ремонтном заводе. Там она освоила новую для себя профессию штукатура-маляра. Бабушка с другими спецпоселенцами жила в холодных бараках, где питьевая вода хранилась в общих бочках. Зимой вода замерзала, приходилось лёд разбивать ковшом, чтобы её зачерпнуть, на дне бочки иногда находили утонувших крыс. Люди продолжали выживать. Бабушка познакомилась с мужчиной, его звали Фёдором. В январе 1947 года родился сын, которого бабушка ласково называла Юрикье, что означало Юрочка. Но сам Фёдор потом вернулся к своей семье.
Только 2 февраля 1956 года она была освобождена со спецпоселения на основании Приказа МВД СССР от 16/ХII-1955 г. и могла свободно перемещаться по всему пространству СССР.
В 1962 году моя бабушка переехала в Кыргызстан и до своего последнего дня прожила в городе Фрунзе. Работала в тресте «Фрунзестрой» на стройках города. Отделывала строившееся жильё для горожан. Помогала родственникам сделать ремонт и без всякого отвеса по струночке вывести оконный и дверной косяк, а также прямой угол оштукатуренного здания. Учила нас «плетать» (заплетать, как она говорила) косички, вязать носки. У неё всё уходило в дело – распускались трикотажные вещи, которые уже были либо малы, либо поедены молью. Все распущенные нити были связаны аккуратными узелочками и смотаны в клубочки по цвету и размеру. Бабушка вязала два носка сразу, высчитывая количество рядов и цветных полосок, чтобы они было одинаковыми на том и другом носке. А как всегда с любовью, аккуратностью и по всем правилам была заправлена её постель! Это в обязательном порядке был подзорник, кружева по всей длине которого, были вывязаны ею собственноручно. Две белоснежные занавески-задергушки на обеих спинках кровати. Вся постель также была белоснежной, накрахмаленной и покрыта покрывалом, сгиб которого был выровнен словно по линейке. Сбитые подушки, покрытые накидушкой, длинное вышитое полотенце, которое стелилось поверх покрывала и две маленькие вышитые подушечки. На кровать всегда было приятно посмотреть, ни в коем случае на ней не должно было находиться ничего, кроме убранства, а уж садиться на неё вообще строго запрещалось. Это было своеобразным культом. Незаправленной кровать я никогда не видела.
Всю свою недолгую жизнь Доротея отдавала себя людям без остатка. Как умела и могла. Бабушка ни в чём не терпела фальши и обмана. Помню, как один раз она пришла из продовольственного магазина очень расстроенная. На мой вопрос, что случилось, она сказала, имея в виду кассира магазина: «Она что думит, если я шенщина не крамотни, то мне турить можно? Я кажны копечку читаю и на кочелёк кладываю! (Она что думает, если я женщина не грамотная, то меня дурить можно? Я каждую копеечку считаю и в кошелек складываю»). Кассир обсчитала её при покупке хлеба на несколько копеек. Бабушка ей об этом сказала. Потом сдачу ей, конечно, вернули в полном объёме. Но, как она после сказала, ей всё строение спортили (испортили всё настроение).
Ещё она очень любила петь. Даже где-то когда-то пела в хоре. Я с детских лет помню, как она пела песню «Schön ist die Jugend bei frohen Zeiten» и своим тоненьким голоском, правильно, без фальши выводила мелодию. А любимыми песнями моей бабушки были немецкая песня «Drunten im Tale» и украинская песня «Ой ты Галя, Галя молодая!».
При жизни бабушки родилось пять внучек и одна правнучка. Все девочки. Для каждой из нас всегда находилось тёплое слово и внимание. Она нас ласково называла Ритинька, Светинька, Ленинька, Наташинька, Оксанинька, Янинька (Риточка, Светочка, Леночка, Наташенька, Оксаночка, Янночка).
Большим уважением бабушка пользовалась на работе, получала почётные грамоты за свой нелёгкий труд, а также в кругу родственников, друзей и соседей всегда была на высоте.
Ушла она от нас в весенний тёплый день 11 апреля 1977 года. Ушла тихо, спокойно, оставив после себя добрую бесконечную память.
Маргарита Коптева
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
