Говорят, не посвящай никого в тайны своей души. Наверное, в этом есть свой смысл. Ведь чужая душа – потёмки, в которых легко заблудиться, а ключик от неё лежит в самом потаённом уголке. Сегодня гость номера Теодор Шульц – известный журналист, редактор и издатель, которому 13 мая исполнилось 70 лет. Он много чего повидал, немало испытал и прочувствовал; ему есть что вспомнить, что рассказать. Райнгольд Шульц (известный также как «папа Шульц») попросил юбиляра достать свой заветный ключик, ответив на некоторые вопросы.
— Начну с вопроса, ставшего традиционным: как твои первопредки попали на Волынь?
— Помню, меня в юности нет-нет, да и спрашивали: откуда ты родом? Не потомок ли ты тех самых немцев, пленённых во время Отечественной войны? Такой интерес, думаю, возникал из любопытства. Фамилия немецкая, но чётко говорит по-русски, практически без акцента, свободно пишет на русском языке. Но вот есть в моём характере нечто такое, подмечали они, что присуще только немцам с их строгой дисциплиной, аккуратностью и точностью, сосредоточенной молчаливостью.
Я много читал и знал образы «русских» немцев: добродушных, как Карл Иванович из толстовского «Детства», энергичных, как Штольц из гончаровского «Обломова», односторонне целеустремлённых, как Пекторалис в лесковском рассказе «Железная воля» и многих других «чужих» персонажей, заполнивших страницы русской классики.
Интересовавшимся моим фамильным древом, я отвечал:
«Я – волынский немец, корни которого по отцовской линии ведут к мекленбуржцам, а по материнской – к бранденбуржцам». Заявление, что род исходит из пруссаков и странным образом соотносится с какими-то волынскими немцами, заводило иных в тупик. Немудрено. Советская власть старательно вытравила из общественного сознания их историю… Что греха таить, я сам её тогда не знал.
— Можно ли совершить небольшой экскурс в прошлое волынских немцев?
— Исторически сложилось, что после раздела в XVIII веке Речи Посполитой между Пруссией, Россией и Австрией кайзер Фридрих на присоединённых землях создал провинции, куда планировал направить 57 тысяч семей (почти 300 тысяч колонистов), обещая им льготы и послабления. Так там оказались и мои первопредки. Но, правда, ненадолго.
Растущее национальное самосознание поляков, волны освободительных восстаний затруднили осуществление этих планов. Более 200 тысяч немцев-колонистов вынуждены были покинуть Царство Польское. Часть из них в срочном порядке перебиралась на Волынь. И мои предки оказались на Житомирщине.
Материнская линия бросила якорь в колонии Киевка, где отца моего прадеда Якова Лау избрали старостой или, как его тогда называли, «Шульцем». Отцовская же ветвь остановилась в Рожище. Позднее семейство перебралось в Пулино-Гута, где арендовало небольшой лесистый участок. Туда же переехал и дед Эдуард Лау. Впоследствии он владел здесь 70 десятинами пашни, а в 1929 году на волне коллективизации был раскулачен.
Бывший волынский хлебороб заработал от первой в мире страны рабочих и крестьян особую «чёрную метку» – 10 лет каторжных работ в Красноярском крае. Угодил он в Лено-Алданское междуречье, на вилюйские прииски, где добывал золотоносную и алмазную руду, рубил и сплавлял лес, строил дороги. Вернуться на Волынь ему было не суждено…
— В 1936 году уже началось выселение немцев из Волыни. А дед, наверное, освободился позднее?
— Точно так. Он прибыл в Северный Казахстан, куда к тому времени выселили его семью. И попал в колхоз, где работал с рассвета до заката за пустые палочки-трудодни под неусыпным комендантским надзором.
По моим подсчётам, из Пулино-Гута по обеим ветвям Шульц-Лау подверглись насильственной высылке в Сибирь (г. Канск) и Северный Казахстан, Чкаловский район (точка № 11, позднее – село Зелёный Гай) двадцать девять человек – взрослых и детей. Это мои прадед и прабабушка Фридрих Готлибович и Марта Эмильевна, урождённая Енч. В их семье было 16 детей, из которых выжило 10 – Аугустина, Генрих (мой дед), Ольга, Каролина, Берта, Оттилия, Радине, Кристьян, Эдвард и Роберт.
Как упоминал выше, находились здесь и дед по отцовской линии Генрих Фридрихович и бабушка Марта Карловна, урождённая Гудариан. По материнской линии – Эдуард Яковлевич Лау и Матильда Иоагановна Лау, урождённая Циммер, а также их дети: Эвальд, Элла, Эльмира, Эльгард, Ирма (моя мама).
Дедушка Эдуард Лау вначале был разнорабочим, потом пятнадцать лет трудился в конюшне, ухаживая за племенными жеребцами. Став пенсионером, он пас деревенский скот, прирабатывая так на жизнь. Что значит советская колхозная пенсия в размере 12 рублей в месяц, представить себе не каждый, наверное, может…
Дед Генрих Шульц стал первым колхозным трактористом. Технику знал очень хорошо, так что впоследствии стал бригадиром тракторной бригады. Его даже по специальной брони от трудармии освободили, иначе техника в поле не работала бы, а стояла на приколе.
— О выселении осенью 1936 года немцев из Волыни в Казахстан известно не так уж много.
— Подробно я об этом написал в социально-гуманитарном очерке-исследовании «Синдром недосказанности» в книге «Вопреки», которая со дня на день увидит свет. Их было много, изолированных спецпереселенцев – немцев и поляков – пятнадцать тысяч семей, без малого 70 тысяч человек. И на всех одно клеймо: «классово ненадёжные и социально опасные элементы».
И «маленькие люди» – чужие и нежеланные – оказались в заброшенном уголке большой империи, в Казахстане, один на один с азиатской степью, выжженной знойным летним солнцем, замороженной студёными ветрами и долгими зимними месяцами.
Здесь, на Кокчетавщине, возникли два района – Чкаловский и Келлеровский, где для насильственно переселённых организовывались колхозы. Так, на «точке №13» появилось село Зелёный Гай, в котором образовался колхоз Звезда Коммуны, где мне и суждено было родиться.
Допускаю, что новая среда обитания волынских немцев – «пробный шар» в освоении «сталинской целины». Отмечу, что несколько эшелонов с немцами-спецпереселенцами из Волыни оказались в Алма-Атинской и Талды-Курганской областях, а также в Сибири, в Карелии и в республике Коми. Подробнее обо всём этом – в моей книге.
— Как возникла идея её написания?
— Во всяком случае, не случайно, хотя творческий процесс затянулся на годы.
В конце шестидесятых появились первые страницы. И замысел, и попытка оказались неудачными. Для написания книги у меня тогда многого не хватало. Того, что родным удалось сохранить в семейном архиве, что мне посчастливилось записать из переданных разрозненных свидетельств, событий и фактов, являлось явно недостаточным для такого серьёзного труда. Это были крупицы.
Попасть же в приличную библиотеку, получить допуск в спецзалы московской «Ленинки» или петербургской (ленинградской) «Публички», в спецхран библиотеки Академии наук СССР – это было из области фантастики. Периферийному казахстанскому журналисту такое было недоступно. Я даже пришёл к однозначному выводу, что подготовить такую книгу вообще нельзя, не говоря уже о том, чтобы её издать.
В 1987 году, 32 года тому назад, я ступил на историческую землю своих предков. Здесь я смог вернуться к юношеской мечте и снова начал работать над книгой. Шаг за шагом знакомился с географией своего рода: делал запросы в архивы, изучал исторические документы, просеивал периодическую печать и интернет.
Стало потребностью знать, как выглядели прапра- и прабабушки, как они содержали дом, как воспитывали детей, какую шили одежду и готовили еду, какие передавали семейные ценности, как хранили свою веру, чем владели, как обрабатывали землю и какие собирали урожаи. Постепенно накопились интересные факты, которые указывали на то, где жили мои предки, кем служили, где воевали. Через чувства, познания, эмоции я соединил недостающие кусочки и звенья в общей цепи нашего рода.
— Испытываете ли вы ностальгию по Казахстану, не возникало ли желания вернуться?
— В этом вопросе у меня возникают противоречивые чувства. С одной стороны, я российский волынский немец. Причём тут «российский» – спросит иной читатель, если Волынь исторически украинская территория? Должен пояснить, что на момент переселения моих предков губерния входила в состав Российской империи. На Житомирщине мои прадеды, деды и родители прожили, в общей сложности, сто лет, вплоть до принудительного выселения в 1936 году в Северный Казахстан.
С другой стороны, я появился на свет в степной казахской глубинке, на Кокчетавщине, трудился в районной газете. Впоследствии работал корреспондентом и в соседней, Северо-Казахстанской области, собкором газеты «Freundschaft», жил в Петропавловске. Потом случился перевод в Алма-Ату, где в этой же должности я проработал ещё пять лет до выезда в ФРГ. Об этом я довольно подробно рассказываю в своей повести «Записки провинциального журналиста».
В Казахстане у меня осталось немало друзей, товарищей и просто знакомых – это хорошие, добрые и приятные люди. Их непросто забыть. Со многими поддерживаю связь, в том числе и с казахами, с которыми часто встречался на удачных жизненных поворотах. И всегда доброта отвечала на доброту. Вот уже скоро 50 лет как скромно и тихо лелею дружбу с Амантаем Ахетовым – известным поэтом, прозаиком и публицистом, с которым я учился на журфаке.
Именно казах Сакен Шаймарданов, мой первый редактор и наставник, дал мне, газетчику, путёвку в жизнь. Я мог бы продолжать перечисление до бесконечности, но мне кажется, дело не в этом, а в том, что истинные друзья познаются там, где этого меньше всего ожидаешь. Поверьте на слово, я говорю о Казахстане. В Германии, например, довелось испытать совсем другое. Увы, дружба порой оставалась только на словах. Она не выдерживала «высокой температуры» и рвалась в одночасье, иногда, как говорится, «с мясом».
Это на первый взгляд кажется, что человек по жизни за всё рассчитывается деньгами. На самом деле, он за многое платит кусочками души, оставляя на сердце невидимые зарубины от причинённых ему боли, обид и унижений.
Считаю ли я Казахстан родиной? Не знаю, устроит ли тебя такой ответ: я испытываю глубочайшую благодарность стране, народ которой в 1936 году принял волынских немцев, насильственно лишённых географической судьбы – земли обетованной, указанной им Всевышним.
В Казахстане я состоялся как гражданин и личность. Здесь окончил школу, получил образование, работу, стал членом Союза журналистов СССР. Я преклонял голову перед павшими героями, испытывая боль за прошлое и настоящее Советского Союза. Я строил, как всем казалось, самое гуманное братство, самое счастливое общество на Земле. И мы преодолевали трагедии, поиски, метания, мы дерзали, мечтали, любили.
Но весь разрушительно-созидательный водоворот закончился тем, что Союз распался, его больше нет на карте… Осталась Великая Степь, народ которой обрёл государство, свою истинную Родину. И сегодня казахи встают в едином порыве, когда звучит гимн их родной страны…
Считаю ли я Казахстан своей родиной? У этого вопроса есть обратная сторона, как у особенной медали. Так вот, на обратной её стороне для меня находится Казахстан, на лицевой – Германия.
И обе они, как единое целое, уживаются в моей душе. Это тот мощный оберег, который ношу в сердце, считая знаком двойной удачи. Зов отчей земли – одно из сильнейших человеческих чувств, которым Создатель наделил людей.
Родительский дом, родная сторона, отечество – всё это невидимой нитью, словно пуповиной, связывает каждого человека. Так уж повелось, что святое ценится превыше всего.
Интервью: Райнгольд Шульц
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
