Я с трудом, через лупу, расшифровал ксерокопию предсмертного письма моего дяди, родного брата моего отца – Фридриха Бельгера. Оно датировано 5 сентября 1942 года. Написано по-немецки: «Guten Tag, liebe Frau und teuere Kinder!» Изрядно истрепанный, ветхий треугольничек военного времени. Письмо адресовано Бельгер Каролине Андреевне: Алтайский край, село Панкрушиха, улица Новосибирская, дом № 33. Адрес отправителя: Свердловская область, Ивдельский район, поселок Вижай, п/я 232/16.

/Фото личное/

Вместе с ксерокопией письма в конверт была вложена фотография Фрица-онкеля довоенного времени: продолговатое худощавое лицо с характерными «бельгеровскими» чертами, спокойный, умный взгляд, пышные белесые усы, старомодный пиджак, вольная, молодая осанка, в руках главный инструмент колхозного бухгалтера – деревянные счеты.

Таким я его и запомнил.

Меня, жители города Энгельса, где мой отец служил в Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА), время от времени отсылали в родительское село Мангейм, где я живал то у бабушки Элизабет, то у дядьев Хайнриха и Виллема. Подросшие двоюродные братья охотно возились со мной и обучали меня разным деревенским потешкам. У моих дедушек – Фридриха и Давида, умерших до моего рождения, — было в общей сложности 14 детей, так что можете представить, сколько имелось у меня двоюродных братьев и сестер.

Славное было время. Так оно и поныне мерещится.

Иногда я бывал и в шумном и веселом доме дядюшки Фрица. Он сам был человек легкий, общительный, веселый. Дети льнули к нему. В семье его все пели и играли на струнных инструментах. Старший, Вольдемар, окончил 10 классов, был грамотей, играл на скрипке, гитаре, мандолине, цимбале, рисовал, занимался спортом, был общественником, комсомольцем, настроен на волну нового времени. Подстать ему подрастали и его сестренки, певуньи и плясуньи, отличницы учебы – Вера, Вильгельмина, Виктория, Валя.

Жили в достатке, в надежде.

А дальше? А дальше… все рухнуло в одночасье. Война, депортация, ссылка, трудармия, комендатура, голод, лишения, трагедия и скорбь.

… В декабре 1941 года от голода и непосильного труда умер на лесоповале Вольдемар Бельгер в возрасте 20 лет.

… Ровно год спустя, там же и по той же причине скончался его отец, Фридрих Бельгер, в возрасте 45 лет.

… Потом умрет трудармейка Вера Бельгер.

… Позже, уже в Германии, умрет трудармейка Вильгельмина Бельгер.

Еле выживут подранки-сиротинушки, сполна изведав голод, холод, унижения и лишения, Виктория и Валя.

Последняя ныне проживает в Германии. Тетя Каролина, которой трудармеец Фридрих Бельгер, писал свое отчаянное, предсмертное письмо, прозябала в алтайском селе, больная и бесправная, перебиваясь с хлеба на воду, умрет в сорок два года в больнице, и ее закопают в общей могиле, без гроба, просто засыпая землей.

Сколько российских немецких семей изведали подобную участь?

Тысячи и тысячи!

О чем же пишет в своем последнем письме мой онкель Фриц?

Он сообщает (перевожу с немецкого), что «пока еще живой», что его перевели в разряд «доходяг», что потому он работает всего четыре часа, что собирает в лесу грибы и ягоды, что редко получает письма от родных, а единственную посылку и вовсе получил в июне, что ему худо, очень худо, что многие из сельчан на лесоповале уже умерли…

Слово «посылка» он употребил в письме раз десять. Он просил у жены, у дочерей прислать посылку, все, что могут, а именно сальце, лук, чеснок, перец, крупу, крепкий табак. Иначе он не выживет. Он просит, умоляет и близких, знакомых, односельчан по Волге, называет их поименно, ну, сообразите хоть какую-нибудь посылочку и пишите почаще. Он не догадывается, в каких условиях прозябают в сибирском селе его милая фрау и бедные дочери.

Отец в трудармии умоляет прислать посылку хоть с какими харчами, а дочки-малолетки христорадничают по дворам.

Идет война, и конца-краю её не видно.

Много о том написано.

И я написал немало. Я конкретно знаю о том, чем обернулся державный Указ от 28 августа 1941 года, что означала депортация и каковы ее последствия.
Я в который раз перечитываю сейчас последнее письмо моего Фрица-онкеля, вспоминаю судьбу его семьи, судьбы других моих дядьев и двоюродных братьев и физически чувствую всю тяжесть трагедии и скорби моего народа. А мне то и дело задают совершенно дурацкие вопросы и бередят мою истерзанную душу.

С поблекшей фотографии более чем семидесятилетней давности спокойно и взыскующе смотрит на меня мой дядя Фриц. И я не знаю, что ему сказать.

Герольд Бельгер

Поделиться

Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia