Какой все-таки разной бывает география в биографии людей… У одних – цветные фото на фоне мировых достопримечательностей, у других – картинки воспоминаний только в памяти, но хранятся они там получше любых снимков. Украина, Польша, Германия, Югославия, Румыния, Венгрия, Болгария, опять Украина и, наконец, уже навсегда – Казахстан. Без виз и билетов, почти без багажа, но везде под неусыпным оком спецслужб разного толка. Такой путь был проделан девочкой-подростком Сашей и ее младшей сестренкой Женей вместе с мамой Верой по дорогам Второй Мировой войны. Но давайте все по порядку.
В пригороде Донецка был и, наверное, еще есть рабочий поселок Нью-Йорк. Рассказывают, что земли под него выкупил некий немец еще в ХIХ веке. Основал здесь бизнесмен мастерские, которые переросли в завод и обросли колонией, тоже в основном из немцев, под номером три. А потом, дело житейское, предприниматель привез сюда молодую жену, американку, и чтобы она не скучала по небоскребам и ранчо, добился от местных властей того, дабы нарекли чисто щвабский городишко Нью-Йорком. Хозяин – барин: перечить богатею не стали, и американка к очередному дню рождения получила романтический подарок в виде необходимого указа на бумаге с гербами.
Народ в новоиспеченном Нью-Йорке подобрался работящий, как и принято в нашем этносе. Умели споро создавать не только прибавочную стоимость для хозяина, но и для себя обживали землю на века. За околицей поселка обнаружили глину, очень подходящую для производства кирпичей. Так из этого благословенного материала немцы не только дома себе настроили, но и улицы вымостили, и тротуары, и печи да камины в домах выложили.
Все, как в Германии: оградки, цветники, сады, газончики. Отдельный вход во двор скотине, отдельный – для хозяев, и даже для кошки свой «иллюминатор» во входной двери. Тишь да благодать. И только слышно иногда, как стучат о каленый булыжник улицы деревянные шлеры домохозяек: это женщины вышли встречать скотину с пастбища или просто посудачить с соседками.
Война в украинский Нью-Йорк пришла в августе сорок первого. Семья Байер возвращалась домой с каникул, и уже в электричке услышали новость: немцев выселяют. В двери дома нашли повестку: за 24 часа собраться для эвакуации. Собрались. Но никто за ними не пришел и не приехал, повестка устарела за несколько дней войны, кого успели – забрали, на остальных просто махнули рукой. Начальство на машинах и подводах укатило вслед за вынужденными переселенцами – начался новый, трагический этап истории немецкого этноса.
Две недели в поселке царило безвластие. Население не сидело сложа руки, а лихо грабило магазины и опустевшие без хозяев дома. По улице бродили недоеные коровы и прочая скотина. По ночам выли голодные собаки, забытые уехавшими в никуда хозяевами…
Авангард оккупантов состоял из итальянцев. Они практически не вмешивались в жизнь поселка – она замерла в ожидании беды. И беда пришла. Начались расстрелы евреев. Местные мальчишки то и дело рассказывали, где и сколько человек казнили вчера или позавчера. Потом итальянцы ушли дальше, пришли румыны… И только в начале 43-го года появились гитлеровцы. Все это время в поселке царил голод, спасал огород, выращенные возле дома кукуруза, семечки, тыква. Зимой того же 43-го в дверях появилась очередная повестка на немецком языке. Приказано: за те же 24 часа собраться и ждать подводы для эвакуации. Куда? Зачем? На какое время? Спросить было не у кого, да и вряд ли кто стал бы отвечать на этот вопрос.
Морозы в ту зиму стояли сибирские: мама исхитрилась застелить подводу периной, а другой периной девчонки укрылись. Поехали. Неделю двигались до какой-то станции, оттуда в коровниках в Польшу, до станции Торн. Три месяца привыкания к новой жизни на пути в фатерланд стали хорошей прививкой к войне: деревянные бараки, нары, в меню почти каждый день – супчик из брюквы.
Александра Александровна до сих пор не переносит ни запах, ни вид этого овоща. Короче, обстановка чуть лучше, чем в концлагере. Облегчала положенная возможность выходить за ворота лагеря и наниматься в батраки местным «панам» – польским фермерам. Работали за еду: смалец, молоко, эрзац-кофе. За эту плату пололи огороды, собирали картошку. Как-то изворачивались и из всего добытого варили суп.
Через три месяца снова в путь, в Германию, на всю зиму. Опять бараки, под завязку забитые людьми, духота невыносимая и – неизвестность. Маму взяли на работу в местную пекарню: кроме обязанностей у печей и котлов с тестом, она должна была успевать прибраться в доме хозяйки пекарни. За это ей выдавали кусок, нет, кусочек хлеба. Вместе с уже знакомым варевом из брюквы этого должно было хватить с избытком: вероятно, так считала хозяйка.
Весной опять переезд, теперь уже в горы и леса Югославии, на завод по выпуску оборудования из металла. Какого оборудования и для чего, Саша не знала. Да ей и не сильно надо было. Поскольку к тому времени девочке исполнилось 14 лет, ее почти сразу приставили к фрезерному станку, а чуть позже к шлифовальному.
Станки – полуавтоматы, работа в три смены, в том числе и в ночную. Стоя у станка на ящике – не хватало роста, Саша под утро просто валилась с ног. Мастер-югослав делал вид, что не замечает прикорнувшей на ящике станочницы. Двадцать минут хватало, чтобы снова прийти в себя… Бомбили. Часто. То ли наши, то ли союзники. Во время налетов положено было бежать в укрытие. Там же прятались и пленные американцы, которые тоже работали на этом же заводе в другом цеху. Саша запомнила, что американцы очень хорошо выглядели: сытые, чисто выбритые, в хорошей одежде, много смеялись. Говорили, что они регулярно получали посылки с родины через подразделения Красного Креста.
Кстати, на этом заводе питанием не обеспечивали: по субботам мастер выдавал конверты с зарплатой за неделю, были еще продуктовые карточки, но реализовать их можно было только по счастливому случаю на мизерную пайку. В этой обстановке – голод, тяжелая работа, хронический недосып – дети обязаны были ходить в школу(!). Преподавали немецкий язык, математику, а главное, учили, как правильно, по-немецки, гладить и складывать вещи, шить необходимые для домашнего хозяйства предметы, прививали другие элементы немецкого образа жизни.
Обратный путь после освобождения был проделан на телегах в упряжке с быками. Ехали долго через Румынию, Венгрию, Болгарию, в каждой из этих стран останавливались на неделю, а то и две и двигались дальше.
В родном Нью-Йорке встречали без оркестра. Мало того, дом родной был конфискован в пользу государства, и там уже жили другие люди. Не оставляли без внимания и работники НКВД: постоянно вызывали возвращенцев в свою контору, по несколько часов задавали им одни и те же вопросы. Те еще были времена… Короче, по совету и при помощи добрых родственников, не слишком раздумывая, мама Вера уже без повестки собрала в очередной раз нехитрый багаж, и семейство двинулось на восток.
В прошлом году Александра Александровна Короткова, в девичестве Байер, отметила свое 90-летие. И разве этот, чуть ли не полный век, перескажешь в газетной статье? Книги не хватит.
Никакой печали, светится лицо у пожилой дамы, когда она рассказывает, как в деревне Кашки Шортандинского района в одиночку соорудила крышу над собственным жильем, как нарезала саманы, местный наш легендарный почти кирпич. Как рожала трех дочерей, ставила их на ноги, учила, выдавала замуж. И когда вдруг случилось несчастье со старшей, Людмилой, не раздумывая, взяла на себя все заботы и ответственность за судьбу двойняшек – Алехандро и Александра. Тут нет ошибки. Отец двойни – красавец-перуанец Алехандро Венеро и сокурсник Людмилы по московскому институту – не смог взять на себя родительскую ношу в полном объеме. Уехал в Лиму, там он известный микрохирург, звонит, собирается приехать в гости к давно уже взрослым сыновьям. Может, и вправду прилетит. Такая вот история.
Валерий Шевалье
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
