Эхо давней боли сердца (продолжение)

von

23 января, 2014

В суровые военные годы жить стало ещё труднее. Дети по большей части были брошены на произвол судьбы – кормить в детском доме их было нечем. Сиротская снедь – жидкая кашка или супчик с недоваренной перловкой – один раз в день, только усиливали чувство голода. Сироты, с позволения взрослых, побирались, просили милостыню. Грязные, вшивые, обездоленные – выживали, как могли.

Продолжение. Начало в предыдущем номере.

Ида не знала другой жизни. Девочка относилась ко всему, что происходило с ней, как к должному. Перепадет кусок хлеба – хорошо, нет – покорно ложилась спать с пустым желудком в холодную постель, если те тряпки, на которых спали дети, можно было назвать постелью. Она не жаловалась, не плакала, она даже не понимала таких вещей. Весь смысл её жизни сводился к тому, чтобы найти что-нибудь поесть, и это было её работой, образом жизни. Ида на всю жизнь запомнила своих подруг Тому Герцог и Катю Ленько, с которыми бродяжничала в поисках пропитания. Эти три крохи так научились отстаивать своё право на кусок хлеба, добытый большими усилиями и нервными затратами, что лучше не подходи. Бывали случаи, когда другие дети пытались отнять у них добычу, здесь в ход шли не только кулачки маленьких девчушек, но и зубы, и остервенелый крик защищающихся.

Но не подчиняться беспределу детского приюта они просто не могли. Всегда находились, как их называли, «дылды», наглые и жестокие, которые облагали младших данью. И попробуй – не поделись, не поздоровится. Жестоко избивали, и что было самым страшным, малышей никто не защищал. Ночью во сне их могли облить холодной водой, забивали «щелбанами» по голове до того, что ребёнок мог потерять сознание, стукали их головами друг о друга так, что раздавался характерный хруст, как при сдавливании спелого арбуза. Бывало, во сне клочьями выстригали волосы, после чего нужно было стричься наголо. Воровали друг у друга одежду, обувь, еду. Волчьи законы делали детей жесткими, беспринципными. Они рано взрослели. Ложь, воровство, хитрость, равнодушие – этими качествами обездоленная приютская детвора волей-неволей запасалась сполна. Но не все. Некоторые из этих детей, при всех неприглядных сторонах сиротства, сохраняли человеческие качества, достоинство, а главное – чувство «плеча», что помогало им выжить. Ида всегда делилась с Томой и Катей своей добычей, они, в свою очередь, – с ней. И защищать друг друга эти заморыши тоже умели, если случались схватки с недетдомовскими. Дрались до крови. Синяки и ссадины на лице и теле были для них нормой.

*
Все, кто уже что-то понимал, ненавидели фашистов. Дети, как и взрослые, ждали окончания войны, верили, что потом досыта будут есть хлеб, что у них будет тёплая одежда. Колька, мальчишка лет десяти, пытался несколько раз сбежать на фронт, чтобы бить фашистов, но его возвращали в детский дом.

– Ничего, я скоро вырасту, и всё равно убегу на войну! – с жаром убеждал малышню Колька, а они завидовали ему, ведь он уже, по сравнению с ними, такой большой.

Но Кольке не довелось осуществить свою мечту. При очередной попытке сбежать «на войну», он залез в вагонную теплушку, в надежде, что поезд отправят на фронт. Двери вагонов вскоре закрыли, а паровоз так и стоял на станции. На крики ребёнка никто не реагировал. Когда Кольку нашли в теплушке, он был едва жив, но сильное переохлаждение организма и голод свели его в могилу. Как говорили взрослые, он пытался жевать мягкие вагонные обшивки, грыз дерево.

Ида хорошо помнит тот день, когда Кольку завернули в какие-то тряпки и унесли «на могилу», как выразилась Тома. Иде было так жалко этого доброго и отзывчивого пацана, что она несколько дней, вспоминая Кольку, плакала и даже не чувствовала голода, который был неотъемлемой частью её такой маленькой и суровой жизни. В один из этих дней она сидела в беседке приютского парка и безучастно наблюдала за тем, как Тома с Катей отбирали у бездомной собачки хлеб. Где этот пёсик его раздобыл, непонятно, хлеб в те годы никто никогда не выбрасывал.

– Идка, посмотри, что мы тебе принесли, – радостно кричали девчонки, показывая ей довольно крупный кусок сухаря, замаранный пылью.

– Я не хочу, – сказала Ида.

Её подружек несколько ошеломил тот факт, что кто-то вообще может отказаться от куска хлеба, но по малолетству в тонкостях этой философии они, естественно, разбираться не стали, и довольные таким оборотом дела, разумеется, съели Идину порцию. А она равнодушно смотрела на то, с какой жадностью голодные девчушки грызли сухарь, отнятый ими у худой собачонки, которая сидела в стороне и жалобно, обидчиво скулила. Кроме самого сухаря девчонкам достались и крошки, которые при дележе аккуратно собрали в подол Катиного платья.

Колька всегда защищал младших, а они липли к нему в поисках внимания. Эта его грубоватая, снисходительная нежность к малышне подпитывала их хорошими эмоциями, давала хоть маленькую, но защищённость. Однажды его сильно избили «дылды», когда он в очередной раз защитил слабого. Сначала он один яростно бился против пятерых, но на клич обиженных прибежала малышня и дружно кинулась в защиту своего друга. Девчонки пустили в ход зубы, что не очень-то понравилось «дылдам», и они трусовато ретировались. «Клопы», как называли в приюте самых младших, победными криками приветствовали своё удачное сражение с «дылдами». Но Колька всё-таки после побоев попал на больничную койку, и ребята в эти дни делились с ним пропитанием. Ида тоже принесла Кольке передачу – яблоко, которым её накануне, ни с того ни с сего, угостил дядька, торговец фруктами и овощами. Ида от такого неожиданного вспомоществования вдруг начала плакать, что ей совершенно не было свойственно. Это, может быть, было первым таким большим подарком для маленькой сироты, но Ида мужественно решила распрощаться с яблоком и отдать его Кольке. Её настолько радовал тот факт, что Колька угостится такой вкуснятиной, что она даже ночью плохо спала, ожидая этой приятной минуты. А Колька разрезал яблоко на несколько частей и поделился с Идой и её подружками – Томой и Катей, которые стояли рядом и с вожделением смотрели на этот красивый и яркий плод. Хоть и маленький кусочек достался каждому, а сколько радости! С каким удовольствием дети хрумкали сладкое лакомство, смакуя и растягивая удовольствие.

Ида, со свойственной многим детям хорошей интуицией, понимала, что Колька по-особенному к ней относится, выделяет среди остальных. Однажды, когда вечером детвора пекла на костре картошку, выкопанную на колхозном поле, Колька поделился своей порцией с Идой. Этот факт не остался незамеченным её вездесущими подружками.

– Колька за Идкой бегает, – констатировала Катя.

– А ты бы хотела, штобы он за тобой бегал, штоли? – бесцеремонно оборвала бестактность подруги Тома.

Катя с Томой были чуть старше Иды, и кое в каких вещах они уже были больше осведомлены, чем их младшая подружка. Впервые в жизни Ида смутилась и по-детски обрадовалась оттого, что кто-то её любит и хоть как-то заботится. А Колька в этот же вечер откровенно поделился своими планами с друзьями:

– Отвоюю на фронте, побьём фашистов, вернусь с орденом с войны и женюсь на Идке.

Она как раз вырастет и будет рада жениться на герое…

Ребятня с уважением посмотрела на Иду. Ей было шесть лет, и она еще мало что понимала из всех этих разговоров, но девочка очень гордилась перед всеми, что такой умный и большой, смелый и геройский Колька выделяет именно её. Потом «клопы» иногда дразнили Кольку с Идой знакомым всем двустишьем: «Тили-тили тесто, жених и невеста!». Ни он, ни маленькая Ида на это не обижались, они резонно считали, что оно так и есть. Дело только в том, чтобы побыстрее вырасти и стать взрослыми.

И вот Кольки не стало!

Когда Ида стала постарше, она, как-то читая книгу о том, как дети помогали фронту, как многие из них принимали участие в партизанской войне, помогая взрослым взрывать мосты, железные дороги, ухаживать за ранеными, Ида вдруг подумала о Кольке. А ведь он тоже отдал свою жизнь за победу. Пусть даже мальчишка не побывал на фронте, как мечтал, но его страстный порыв защитить своё отечество прервал его такую короткую жизнь. Колька мечтал стать героем, а ведь он и есть герой!

От этих мыслей Иде стало легче: пусть хоть она – один единственный на свете человек из всех, кто знал Кольку – причислит его к героям войны, и Ида мысленно поздравила своего бывшего друга с такой большой наградой…