Создание в библиотеке мемориального кабинета бывшего читателя – весьма редкое явление. Однако именно такой кабинет существует в Национальной библиотеке Республики Казахстан и посвящён он Герольду Карловичу Бельгеру.
Бельгер – уникальный писатель, переводчик, публицист. Он, пожалуй, единственный, в одинаковой степени творивший на трех языках: казахском, немецком и русском. В его становлении как писателя и общественного деятеля библиотека сыграла важнейшую роль.
После нападения фашистской Германии на Советский Союз все российские немцы по национальному признаку были подвергнуты геноциду и сосланы в Сибирь и республики Средней Азии. Так Бельгер оказался в Казахстане, в ауле, где проживали только казахи.
Депортация стала причиной того, что Герольд не пошел вовремя в школу. Знания по арифметике и другим предметам он начал получать дома. Общаясь с аульчанами, освоил казахскую речь. Отец Герольда научил его читать и писать. По предложению отца он рано начал вести дневник – своеобразный отчет о том, что сделано за год. В нем он отражал и то, как проходила жизнь семьи. По истечении времени эти записи было весьма интересно читать. Дневник писатель вел до конца своей жизни. Сейчас он издается в четырех томах под названием «Плетенье чепухи», первый из которых уже увидел свет.
«Синопа – маленький индеец» – первая книга, подаренная Герольду отцом. Отважные похождения маленького индейца и его лисенка мальчик перечитывал десятки раз. Именно эта книга пробудила в нем страсть к чтению. Долгими зимними вечерами он по просьбе отца выразительно читал вслух «Краткий курс ВКП(б)», а отец, внимая этому чтению, повышал свой идейно-политический уровень. Читал Герольд в эти детские годы все, что попадало ему в руки, включая медицинские книги отца. Эту любовь «немiс бала» к чтению заметили аульчане и при любой возможности дарили ему книги. Страсть к чтению была такой, что он выменивал книги на любые свои игрушки, причем с огромной радостью приобретая их как на русском, так и на немецком и казахском языках. Его приятель Аскер подарил ему изрядно потрепанный том Жамбыла на латинском языке.
Семилетний Герольд как бы растворяется в жизни своих аульчан, с удовольствием участвуя в многочисленных праздниках казахов. Он жадно впитывает окружающую его жизнь, постигает казахские национальные традиции, звучность казахского языка. Он не перестает удивляться причудливой природе казахов, их культуре, постепенно влюбляясь в нее, а казахи охотно делятся с ним всем, что имеют, проникшись к нему ответной любовью.
Тяга к познанию позволяет ему постигать быт казахов до мельчайших деталей. Он подолгу сидит рядом с соседской бабушкой Зайрой, не расстающейся с деревянной прялкой, и от нее узнает, что у казахов шерсть бывает около десяти видов, и каждая носит свое название. Так он приучается к многообразной глубине казахского речестроя, открывая для себя множество оттенков одного слова. Будущий блестящий знаток казахского языка впитывает в себя жизненную силу двух языков, двух мощных и древних культур подобно жеребенку, вскормленному молоком двух маток. Из таких жеребят по законам природы и преданиям кочевников вырастают могучие, полнокровные тулпары. Таким, согласно легенде, был тулпар великого Кабанбая – Кубас.
Решающую роль в становлении Герольда как личности играют казахские аксакалы. От них, хранителей древних традиций, Бельгер получает представление о богатом фольклоре казахов, сказках, преданиях, легендах. Источниками богатых впечатлений для любознательного мальчика стали хранители таинственных древних преданий, отголосков пережитых страстей, знаний о былых временах старики аула: дедушка Ергали, беркутчи Абильмажин, язвительный Септ-ходжа, возник Тайшик, братья-кузнецы Омар и Коспан, почтальон Нуркен. Все они потом стали героями произведений писателя. Особенно близким Герольду стал уважаемый всеми в ауле Ергали-ата. Он часами наблюдал за игрой ребят, щедро одаривая их домашними лакомствами, экзаменовал по части предков, знать которых до седьмого колена должен каждый казах. Общаясь с дедушкой Ергали, Герольд Бельгер понял важность таких знаний, ровно как и важность уважения к аксакалам, являющимся связующим звеном для потомков с прошлыми поколениями. В отличие от своих сверстников Герольд не мог скороговоркой назвать своих предков до седьмого колена и ограничивался лишь именем прадеда и страшно от этого переживал. Дедушка Ергали, видя его волнение, утешал: «Для немца и этого достаточно». На маленького Герольда производили особое впечатление неподдельная степенность и чувство собственного достоинства, присущее казахским аксакалам.
Жизнь среди казахов показала Герольду важность песни в казахском обществе. Это было еще одним открытием пытливого юноши. Он сразу отметил манеру казахов петь в унисон в отличие от немцев, поющих многоголосием. Казахские песни, «раздольные, широко льющиеся, проникновенные, протяжные, то печальные, то ликующие», завоевывали сердце немецкого мальчика.
С замиранием сердца внимает Герольд Бельгер казахским песням, льющимся за праздничным дастарханом, под вольным и бескрайним степным небом. Сила и напор, с какими исторгались из груди степняков величавые песни, будоражат и вдохновляют его. Жизнь Бельгеров в ссылке постепенно налаживалась.
Как-то друзья Герольда завели между собой разговор о том, чему каждый из них посвятит себя в будущем. Кто-то заявил, что станет председателем аулсовета, кто-то директором школы, кто-то председателем колхоза. Когда же друзья обратились к молчавшему Герольду, он твердо заявил: «Я стану писателем». Никто из сверстников не представлял себе подобной профессии. В пятом классе одноклассник Геры, скептик Шаяхмет, услышав о намерении «немiс бала» стать писателем, шутя воскликнул: «Если станешь писателем, я отрежу себе нос!». Много лет спустя, когда Герольд Карлович уже был признанным писателем, в гости к нему пришел друг детства Шаяхмет. После чудесного вечера воспоминаний за гостеприимным дастарханом Шаяхмет скажет: «Керей, я ведь не все твои книги прочел, в ауле их не найдешь, может, перед сном просмотрю?». Утром друг, всю ночь напролет читавший произведение писателя, весело признается: «Ну, Керей, ты настоящий писатель, вот тебе мой нос, режь!».
Мечта стать писателем с годами крепнет. Одновременно Герольд понимает, что для реализации этой мечты необходим неустанный кропотливый труд. В школу Герольд пошел сразу во 2-й класс. Он к этому времени уже бегло читал по-русски и по-немецки. Арифметику знал на уровне 4-го класса. Были некоторые проблемы с казахским языком. Ему трудно давались на первых порах специфические казахские звуки. Но к 4-5-му классу он по-казахски говорил не хуже своих сверстников казахов, а писал даже лучше.
Особое влияние на формирование любви Герольда к казахской литературе оказал Жангельды Муканов. Не ограничиваясь преподаванием в рамках школьной программы, он осуществлял постановку произведений классиков казахской литературы на школьной сцене. Особый успех вызвала трагедия «Абай». Сам учитель в постановке сыграл главную роль – Абая. «Это было событие, – вспоминает Герольд Бельгер. – Со всех аулов по обе стороны Ишима съехались зрители, и стар и млад переживали душевную драму великого поэта, впитывали в себя каждое слово его жгучих монологов, восхищались ауэзовским слогом». С этого момента началось увлечение Бельгером творчеством Ауэзова и Абая, которое длилось до конца его жизни.
Не меньшее влияние на немецкого мальчика оказала ссыльная учительница русского языка и литературы Мария Петровна Егорова. Бывшая преподавательница Ленинградского педагогического института им. Герцена в первое время ссылки работала телятницей. Перейдя в школу и работая в две смены, она по вечерам собирала детей, читала им русских классиков. Из патефона, привезенного ею, лились звуки классической музыки, сопровождаемые лекциями Марии Петровны о творчестве и жизни композиторов. Организуя костюмированные балы и выставки, ведя драмкружок, эта учительница, как вспоминал Герольд, «приобщала, как могла, к культуре и духовности» аульных ребят. Мария Петровна сумела привить Герольду навыки систематического чтения. Под ее руководством любознательный ученик обогащает свой словарный запас русскими словами, узнает много нового о творчестве русских и зарубежных композиторов, писателей, художников. «Этой тихой, необычайно скромной, внешне неприметной женщине удалось зажечь свечу добра, человечности, познания в душах многих аульных подростков. Мы все ей многим обязаны», – писал много лет спустя Г.Бельгер.
С шестого класса Герольд пишет и публикует стихи и заметки в школьной и в областной газетах. Вынужденный лежать в постели после падения с лошади, Герольд скрашивал эту беду чтением книг. Он перечитал все книги из библиотеки школы и сельсовета, и у аульчан приобрел репутацию книгочея. Способствовало этому то, что с собой мальчик всегда носил подаренный ему кем-то том «Капитала» К.Маркса.
Болезнь выявила в мальчике новую черту его характера – в любой, даже безвыходной, ситуации открывать для себя новые горизонты. Обнаружив в газете «Пионер Казахстана» правила игры в шахматы, он научился без чьей-либо помощи играть и обучил этой игре своих сверстников. Герольд всерьез увлекся теорией этой игры, раздобыл по ней такие учебники, как «Теория шахматной игры» Ласкера и «Эндшпиль» Рабиновича. По его инициативе в школе стали организовывать шахматные турниры, в которых он всегда становился победителем, чемпионом. Умение хорошо играть в шахматы не раз выручало Герольда в дальнейшей жизни.
Ранним июньским утром 1954 г. юный Герольд отправился в Алма-Ату. Он подал документы на факультет русского языка и литературы Казахского педагогического института им. Абая. Успешно сдал экзамены, но опять не был принят по тому же национальному мотиву. Но, благодаря энергичному заступничеству второго секретаря ЦК комсомола, земляка, выпускника той же аульной школы, что и Герольд, Анатолия Шалова и благосклонному отношению директора института, Героя Советского Союза Малика Габдуллина, которому понравился мужественный юноша, после долгих мытарств и хождений Бельгер был принят в группу «Б» литфака КазПИ им. Абая.
Учился Бельгер увлеченно, жадно. Ему, аульному парню, все было внове. Он не вылазит из библиотек. Ходит на защиты научных докладов и диссертаций, пристально ко всему присматривается. Посещает музыкальный лекторий. С первых дней учебы участвует в научном студенческом обществе.
Активность студента на костылях привлекает внимание преподавателей, многие из них полюбили Герольда навсегда. Одним из таких преподавателей был профессор-языковед, тюрколог Сарсен Аманжолов. Поговорив с пытливым студентом-немцем по-казахски о казахских диалектах, он сказал: «Мне важно, чтобы ты знал казахский и немецкий языки и не столь важен твой русский. Немцы оставили глубокий след в тюркологии, в изучении культуры, языка казахов. И тебе не мешало бы развиваться в этом направлении. Среди тюркологов очень много немцев, и я обладаю колоссальным материалом по тюркологии, написанным немецкими учеными. Я не владею немецким, имею лишь некоторые познания в английском языке и потому намерен сделать из тебя тюрколога. Надеюсь, ты сможешь и захочешь избрать эту стезю. Потому учись. После института возьму тебя к себе в аспирантуру».
Герольд был на седьмом небе. О тюркологии он давно тайно мечтал. Совет профессора С. Аманжолова окрылил юношу. Широкие перспективы, указанные профессором, приятно кружили голову. В растревоженном сознании Герольда особой теплотой отзывались слова о роли немецких ученых в истории Казахстана. Для Герольда это было важно, особенно в тот момент, когда его народ пребывал заложником гнусной идеологии и терпел произвол власти.
Благоволивший к Бельгеру ректор Малик Габдуллин предоставил своему любимцу и постоянному шахматному партнеру право свободного посещения лекций. С этого момента Герольд показывается в институте лишь на общих лекциях. Все остальное время с десяти утра до десяти вечера он проводит в публичной библиотеке им. Пушкина. В библиотеке он подолгу роется в каталогах, заказывает кипы литературы по лингвистике, педагогике, философии.
В толстые общие тетради делает выписки и обогащает свои скудные аульные познания о литературе, мире и культуре вообще. Вскоре по ходатайству того же Габдуллина он получает разрешение работать в спецфонде библиотеки. Часами сидит в отделе редкого фонда, листает раритеты, старинные фолианты. Видя необычное усердие бедного студента на костылях, руководство библиотеки отводит Бельгеру отдельный столик с лампой в уютном аспирантском зале.
О большем счастье Герольд тогда и мечтать не мог. Публичная библиотека стала его настоящим университетом. Радовался успехом своего подопечного и ректор института Малик Габдуллин.
«Ну как, Кари, доволен? – спрашивал он во время шахматных баталий. – Зачем тебе всякую муть слушать на лекциях? Твое преимущество в том, что ты знаешь, чего хочешь. И сам распоряжаешься своим временем».
На зачетах и экзаменах Герольд показывал преподавателям свои конспекты и рабочие тетради, источники, из которых он черпал свои знания, щеголял диковинными именами и названиями книг. Его выводы нередко шли вразрез с принятыми установками учебных программ и общими штампами узаконенных лекций. Некоторым преподавателям самостоятельность и юношеское фрондерство студента Бельгера пришлось по душе, они похваливали его за старание и прилежание, но большинство такое рвение и строптивость явно раздражали. Такие преподаватели требовали, чтобы он, отвечая на зачетах и экзаменах, повторял то, что они говорили на своих лекциях.
Особенно неистовствовали старушка-профессор по педагогике и ортодокс-доцент по марксистской философии. Им явно не нравилось, что Бельгер оперировал неизвестными им источниками, которые зачастую были запретной литературой.
Так, на экзамене по педагогике Герольду выпал билет с вопросом о педагогических воззрениях Надежды Константиновны Крупской. Г.Бельгер пустился в обстоятельные рассуждения о том, что у Крупской в сущности никаких педагогических воззрений нет, что она отнюдь не Иоганн Генрих Песталоцци, и не Константин Дмитриевич Ушинский, и даже далеко не Ибрай Алтынсарин. Ее плоские, банальные, компилятивные статейки о женском образовании, о ликбезе, о молодежи, о пионерском движении, по мнению Бельгера, гроша ломаного не стоят, что это все сплошь избитые истины, высказанные невзрачным и серым, скучно дидактическим языком, что вся ее общественно-партийная педагогическая заслуга заключается едва ли не в том, что она была супругой пролетарского вождя. Позже об этом эпизоде Герольд Карлович рассказывал так:
«Щуплая старушка-профессор вмиг потеряла всю свою наигранную степенность и чопорность, посерела морщинистым лицом, уронила массивные очки с дряблого длинного носа, откинулась на спинку кресла и слезящимися глазами в упор уставилась на экзаменующегося.
– Извините, вы кто такой?
– Студент.
Старушка-профессор передернулась, выпучила глаза:
– Какого факультета?
– Методика.
– Как фамилия?
– Герольд Бельгер.
– Что-то не припомню на своих лекциях такого студента».
Старушка еле сдерживала свое негодование. «А я и не ходил на лекции. Занимаюсь самостоятельно в библиотеке. По разрешению ректора института». – «То-то и видно, что самостоятельно. Я этому вас не учила!» Возникла пауза. Герольд соображал, как быть. Эта сухая старушенция ведь запросто может закатить ему «неуд». Зачем ей такой студент, который несет ересь? «Я вас этому не учила!», – зловеще, с нажимом, повторила старушка-профессор. – «Охотно допускаю». – «Так, по-вашему, Крупская – не педагог?» – «Не знаю. Но о педагогических воззрениях ее всерьез говорить не стоит». «Вот как! – старушка затряслась. – И что будем делать? Дайте зачетку». – «Она не при мне», – слукавил Герольд. – «Даже так! – скривилась старушка. – Боитесь, что я ее испорчу?» – «Если честно, да. Волнуюсь». – «Вы что, отличник?» – «До сегодняшнего дня – да». Старушка немного успокоилась: «Ладно, ученый муж, нигилист. Через неделю придете на переэкзаменовку. Предоставите конспекты, и именно по Крупской». Через неделю, поставив студенту Бельгеру «отлично», профессор сказала: «Идите! И оставьте свои умные мысли при себе. Иначе плохо кончите. Поверьте!»
С доцентом-философом получилось сложнее. Он не допустил никакого вольнодумства и отказался принимать экзамен…
Бельгер справедливо считал, что при всех испытаниях, несчастьях, болезнях библиотека помогла ему стать писателем трех народов, создать 75 книг, опубликовать около двух тысяч статей.
Мемориальный кабинет – признание заслуг и величия Герольда Карловича Бельгера.
Владимир Ауман, заслуженный работник культуры РК
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
