Oзарения, открытия «Волги — XXI век»

von

17 октября, 2008

Добротная, «под лён» однотонная обложка, выпуски разного цвета насыщенного синего, зелёного, кирпичного и др. создают дразнящее и в то же время чинное разноцветье на книжной полке, сортировку в сознании по номерам вот в этом, красно-коричневом, интересная пьеса Алексея Слаповского, её хочется перечитать

Солидный объём журнала в каждом выпуске, объединяющем два номера, в среднем 300 страниц. Располагающий логотип крылатый слон, идущий прямо на читателя по нотному стану. Слон ступает уверенно, но линейки нотного стана не гнутся под ним, словно ощущая над собой его крылья Журнал «Волга XXI век» уже при первом взгляде внушает доверие. Откроем журнал. Какие имена и тексты озарения, открытия, звёзды «Волги XXI век»?

Уникальны художественные находки знаменитого саратовца, а ныне москвича, талантливого прозаика, драматурга Алексея Слаповского. К примеру, его пьеса «Дурак («Не дайте мне вас убить»)». Названная по имени героя, «перемещённого лица», имя которого Дурак омоним нашего ругательства, драма поднимает одну из важнейших современных тем жизнь среди «других», ощущение себя как «другого». Практически все мы «перемещённые лица», что подчёркивается в пьесе и авторской рекомендацией исполнять одному актёру несколько ролей лиц чужих и якобы «своих» Художественная речь А. Слаповского, как всегда, иронична, жива, многоголосна.

Отрадны удивительный слог и природное чувство контекста Ксении Голубович в её произведении «Как я была и перестала быть переводчиком в Ясной Поляне». К. Голубович рождает тонкую, нюансированную, непредсказуемую словесную ткань, впечатляя стилевое чутьё читателя.

Интересны опыты Сергея Боровикова, выступающего в рубрике «В своём формате» с уже известным читателю и кумулятивно пополняемым циклом «В русском жанре». Боровиков «фотографирует» русскую жизнь и свои внутренние озарения: белка в колесе как самое гнусное издевательство человека над животным женщина «с навсегда замученным лицом» одетые с иголочки герои и сверкающие авто в послевоенном фильме «Весна» бомж, углубившийся у мусорного бака в чтение обнаруженной в нём книги.

Постоянные рубрики журнала традиционны «Стихи», «Литературная критика», «Из культурного наследия» За исключением неожиданного расслоения классической рубрики «Проза» на разделы «Большая книга», «Просто проза» и «Сентиментальное чтиво», а также «Точка схода», «Дебют» и пр. Проза, даже достойная «толстых» литературных журналов, действительно разная.

Большая книга это, в первую очередь, неиссякаемый, живучий романный жанр. К примеру, опубликованное в саратовском журнале произведение Веры Афанасьевой «Любимый роман» парафраз на «Мастера и Маргариту», написанный на современном материале, с узнаваемыми историческими лицами («с пятнами на лысине живут, да ещё как живут»), новейшей техникой, телетраснляциями (из ада), возможностями пластической хирургии Приём парафраза обнажён автор не только трансформирует известных персонажей и сюжетные ситуации, но и неоднократно признаётся в этом («но, как критик творцу, должен сказать, что вы были слишком очарованы своим героем и тем, кто написал о нём до вас», «они, наверное, хотят, чтобы я отправилась туда обнажённой. Так, кажется, полагается?»). Как у Булгакова, в «Любимом романе» переплетены московское, иерусалимское и вечное и бесконечное времена и пространства. Есть и забавные авторские мазки. Мастера и Маргариту одновременно заменяет молодая писательница, девушка-дворник. Понтий Пилат влюблён в Марию Магдалину. Будущий евангелист Марк служит секретарём у Пилата. Но суть остаётся вечной: добро есть часть зла, и на фоне зла оно более удивительно и ценно.

В «просто прозе», представленной в основном рассказами, радует дуновение настоящего тяги к живой чарующей реальности даже у такой заводной куклы, как Милочка в «Кобальтовой чашке» Анны Андроновой, воскресение прошлого в восприятии мира старым человеком (ассоциирование кота с умершим мужем) в её же «Соседях», фотографическая значимость и нетленность любого жизненного эпизода и пересечения с линией чьей-то жизни в «Том адресе» Ольги Клюкиной, редчайшей точности попадания взаимная любовь, союз «легконогой, юной» Милуны и сорокопятилетнего философа Ренато «с седыми висками и глазами, похожими на тёмные оливки» в «Звонке» Татьяны Лебедевой.

Слова «сентиментальное» и «чтиво» могут быть восприняты негативно, но редактор журнала Анна Сафронова настаивает на обратном эффекте по её словам, рубрика просто намекает на несовременный «сентиментальный» характер этих произведений. И верно к примеру, детская любовь к родителям (Олеся Коптева. Papa est) и родительская любовь к детям (Вера Агафонова. Нарисованная радость), к сожалению, становятся литературными рудиментами, а вечная детскость души рудиментом нравственным.

Публикуя стихи, «Волга XXI век» дарует практически реальные встречи с современными поэтами Так и видишь, к примеру, как читает стихи добрый, одарённый поэтически и душевно Геннадий Каневский.

Поэзия в саратовском журнале экзистенциальна, экспериментальна, чутка к внутренней форме слова.

«Что знают осы об осознании?» задаётся философски-каламбурным вопросом Григорий Гелюта. «Мы жалим (потом жалеем), говорим о пчеловечности».

Знакомый мир трансформируется до неузнаваемости: / черепаха львёнку: / у тебя такие взрослые руки / серые глаза / королевские знаки / (Евгений Прощин. «черепаха львёнку»).

Действительность с «верёвкой из песка» (Мария Ташова), «деревом, выходящим из-за угла» (Сергей Ланге), «прикормленными сиреневым хлебом рыбами с тонкими пальцами пианисток» (Г.Гелюта), «батюшкой, смотрящим человека на свет» (Игорь Караулов), пестра, многогранна и всё же она есть точная копия нашего мира. Любовь долгие века живёт в бездонном мире «между кожей и кожей» (Евгения Риц). Первый снег «всё равно первый», но «всё равно растает» (Александр Якубович). И царствует трагическая ирония бытия: «Бог сплюнул данта, и в аду круги» (Геннадий Каневский).