Путешествия Якова Иккеса в прошлое

von

30 января, 2009

«Полвека, прожитые на этой земле, хотя и не по своей воле, не могут быть просто так вычеркнуты из жизни. Это наша история, наше прошлое, и оно будет преследовать мое поколение до конца своей жизни. И пройдет еще много времени, пока оно улетучится из памяти». Яков Иккес, «Джут».

О том, близком и далеком прошлом, которое не улетучивается из памяти, даже если ты полтора десятилетия обитаешь ныне в центре благополучной Европы, и поведал бесхитростно и достоверно, не убавив, не прибавив, некогда российский, потом казахстанский немец Яков Иккес (1926 г.р.) в двух своих документальных повестях «Джут» (2000 год) и «Страна трех жузов» (2006 год), переизданных под одной обложкой в 2007 году в Германии.

Имя автора я услышал несколько лет назад из уст посетившего меня русскоязычного прозаика из Германии Эдмунда Матера. Но я тогда не придал этой информации никакого значения, ибо знал, что многие мои бывшие соотечественники-сокровники, очутившись в Германии и испытывая естественную ностальгию по прошлому местожительству, начинают усердно марать бумагу, строчить жалостливые вирши, умножая тьму-темь «auch Schriftsteller». Они не только чаще всего беспомощно изливают на бумаге свои боль и тоску, не только посильно воссоздают картины советского прошлого, но и издают свои творения и претендуют на общественное признание. Никого обижать не намерен, но банальной самодеятельности и откровенной дурнины в этих надрывных опусах, очевидно, много.

Через некоторое время позвонил мне и неведомый доселе Иккес из Германии и произнес странную фразу: «От нечего делать я тоже пишу». Меня это признание ошеломило. Надо же «от нечего делать» и «я тоже».

Задумаешься тут.

При всем моем любопытстве желание контактировать с неизвестным мне Иккесом как рукой сняло.

Потом имя это встречалось не раз в разных литературных сборниках, альманахах, газетах, издаваемых российскими немцами в Германии. И вот в ноябре 2008 года я неожиданно получаю объемную бандероль из Германии от того самого Якова Иккеса. Рассеянно полистал пухлую книгу, прочитал несколько абзацев из разных мест, понял, что автор не писатель, но человек бывалый, мятый, тертый, прожил большую жизнь, активен, честен, неравнодушен, руководствуется здравым умом, имеет представление о том, что происходит в любимом Казахстане, неплохо знает казахов, их быт, ментальность, разговорный язык, и написал он эти повести отнюдь не от нечего делать, а потому, что почувствовал неодолимую потребность поделиться с тем, что он пережил, перевидел, перечувствовал, своей болью, тоской, тревогой Гражданина и Человека, которому действительно есть что сказать.

Словом, я прочел обе повести с карандашом в руке от начала до конца и тоже испытал потребность высказаться печатно о них.

Читатель, думаю, спросит: а кто такой Яков Иккес? Судя по интонации, родом из поволжских немцев. Пятнадцатилетним подростком депортирован с семьей в Джамбульскую область. Изведал и комендатуру, и все пакостные ограничения спецпереселенца, и трудармию, и социальную несправедливость, и ранний непосильный труд, прошел суровую школу жизни, опору обрел в доброте, отзывчивости, благожелательности казахов, и сам проявил достойные качества своего народа честность, трудолюбие, смекалку и предприимчивость. Управлял райсельхозтехникой, колхозом, кирпичным заводом. Постоянно учился. Не держался на задворках и обочине бытия. Пользовался авторитетом среди трудового люда. Одним словом, тертый калач. Таких трудяг было десятки и сотни тысяч по всему Казахстану. Их вклад в мощь и экономику «страны трех жузов» неоценим. Несмотря на все тяжкие испытания и разные «свинцовые мерзости», Иккес сохранил добрый нрав и живую душу. С 1994 года проживает в стране предков. Но дважды за эти годы приезжал в родные, Джамбульские края. Писать начал уже в Германии. Издал три книги. Является членом Литературного общества немцев из России.

О чем его повесть «Джут»?

Если коротко о драматических и трагических эпизодах жуткой бескормицы в свирепую зиму 1968-1969 года в южных областях Казахстана. Тот страшный джут обнажил всю фальшивую, лживую подноготную партийно-советской бюрократии, советского метода хозяйствования, производственной анархии, тотальной показухи, фантастического обмана, гнилой, античеловеческой системы административного руководства, преступного отношения к нравственным всечеловеческим основам. С другой стороны, о повседневном героизме простого трудового люда, о моральной чистоте вчерашних кочевников, чей быт и ментальность были изуродованы социалистической системой, имперскими замашками и безумными экспериментами, насилием над людьми и природой, вековым укладом теми бесноватыми фанатиками, возомнившими себя творцами человеческих судеб и нового порядка жизни. Сама стихия длительные снегопады и бураны 1968-1969 года безжалостно обнажила и показала все гибельное уродство, насажденное советской системой в течение десятилетий. Те трагические события автор описывает не со стороны, не отстраненно, как наблюдатель, а изнутри, как свидетель, как активный участник титанической борьбы и с самой стихией, и с душевной гнилью тех горе-руководителей, тех горе-благодетелей, которые повсеместно устанавливали свои бесчеловечные порядки во всех сферах бытия. Массовый падеж скота в ту трагическую зиму заставлял автора то и дело задаться вопросом: как же совершенно безграмотные казахи без науки и техники в рваных юртах, без теплых кошар и жилья и без «мудрого» руководства партии на этой же территории в дореволюционное время умудрялись содержать пятидесятимиллионное стадо овец и несметные табуны лошадей и верблюдов? Может, тогда люди были другими и не было зимы?

Вот на этот вопрос и отвечает обстоятельно автор, рисуя убедительные картины небывалого снегопада и пурги, растерянности и бестолковости разных бастыков, трудового героизма рядовых механизаторов, трактористов, шоферов, чабанов, традиционного быта казахов, дастарханного застолья, обильного возлияния, бессонных ночей и гибели животных от бескормицы и свирепых морозов.

Автор не нагнетает страсти-мордасти, не драматизирует события, не расписывает моменты всеохватного отчаяния, он честно рассказывает о реальных людях в экстремальной ситуации, о том, что было и как было. Слог его прост и точен, он не прибегает к разным литературным фигурам, он искусно увлекает читателя трагизмом положения, тем самым раскрывая характеры своих героев и четко очерчивая момент истины, реальное положение дел в эти кошмарные зимние месяцы. Свое повествование автор выстроил так, что читатель поневоле переживает весь трагизм тех авральных дней. Время от времени, как бы разряжая обстановку, автор предается воспоминаниям, размышлениям о том, о сем, тем самым добиваясь читательского соучастия в происходящих событиях. Он вспоминает экспедицию, организованную в 1950 году Таласским райисполкомом в центр Бетпак-Далы; низовья реки Чу, обширные жайлау Сары-Арки; делает лирическое отступление о случайной романтической встрече с эффектной красоткой из Сибири, размышляет о высокомерии и оскорбительных замашках иных русских в отношении простодушных казахов, об унизительной национальной политике Российской империи к «инородцам», включает в свое повествование зримые пейзажные зарисовки, описания растительного и животного мира, приводит исторические сведения и конкретные факты, цифровые данные. То есть он вовлекает читателя в реальную обстановку того места и того времени, о которых он так живо, с немецкой обстоятельностью повествует. Перед читателем проходит вереница невымышленных героев-рабочих, чабанов, руководителей хозяйств, разных предприятий, партийно-советская номенклатура разных национальностей. «Под дружный смех они принялись за узбекский ужин, на казахской земле, в русских землянках, при немецком электроосвещении», — пишет автор об одном эпизоде-застолье коллектива спасателей. На страницах повествования Я. Иккеса дышит сама жизнь, столь знакомая его поколению.

О потерях того памятного джута автор свидетельствует: «По предварительным данным, потери в животноводстве одного только Свердловского района, где с сохранностью было более благополучно, чем в других девяти районах области, составили более двухсот тридцати тысяч овец, пять тысяч лошадей и восемь тысяч голов крупного рогатого скота. Отсюда не так уж трудно подсчитать потери всей Джамбульской области или по Казахстану, где на начало зимовки числилось более сорока миллионов овец».

Это материальный урон небывалого джута. А кто посчитал его морально-нравственный урон в сознании и душах людей?

Автор горестно подытоживает свое повествование: «Эта зима вскрыла всю несуразность социалистического хозяйствования, когда все принадлежало всем, а практически никому. Любой капиталист от такого хозяйствования вылетел бы в трубу. Поэтому в капитализме дураки в бизнесе долго не держатся: принял одно глупое решение вылетай. А социализм тем и хорош, что позволяет принимать любое решение, а материальной ответственности никакой. При капитализме свои собственные денежки горят, а в социализме общие. Народные. Ничьи».

Да, жуткую картину воспроизвел Яков Иккес о джуте 1968-1969 года на юге Казахстана. Воспроизвел живо, искренне, на конкретных фактах и людских судьбах. С болью. С личной скорбью. Ибо находился в самом центре этих событий. И поведал о той боли народа, как о своей личной. Он, находясь в благополучной, ухоженной Германии, совершил путешествие в свое прошлое, которое неотступно, всегда с ним и к которому он никогда не может быть безразличен.

И именно в этом сознании заключается глубинный смысл его повести «Джут». И потому те события волнуют читателя и поныне, где бы он ни находился.

Описываемое Яковым Иккесом мне особенно близко. Я тоже вырос в казахском ауле (правда в северном краю), тоже знаю жизнь казахов изнутри, воспринимаю их историю, судьбу, культуру, язык, быт, литературу как нечто родное, кровное. Более того, после института я два года и два месяца преподавал в школах Байкадама (Сарысуйский район), который не раз упоминается в повести Иккеса. Мне знакомы те края, о которых идет речь. Я дышал тем воздухом. Описал те годы в своем романе «Зов». Правда, я там живал в 1958-1960 годах, то есть за несколько лет до знаменательного трагического джута. Но всю обстановку и типы людей живо представляю.

«Страна трёх жузов»

«Страна трёх жузов» написана в том же повествовательном стиле, в том же ключе, то есть фактологически достоверно и с неизбывной любовью к казахской земле, к казахам, к тому краю, где автор прожил всю свою сознательную жизнь, где родились его дети и внуки, где покоятся его родители и тысячи соплеменников.

Иккес предварил свою повесть такими словами: «Прочитав эту книгу, вы побываете в знакомых вам с детства местах и глазами автора увидите истинное положение в молодой Республике Казахстан».

Это, действительно, так.

Повесть состоит из двух частей «Апрель 1998 казахское безвременье» и «Июнь 2004 шесть лет спустя». Автор, благополучно устроившись с детьми и внуками в Германии, томимый ностальгией, совершил в родные края две поездки, встретился с друзьями, знакомыми, объездил многие места и честно зафиксировал все свои приключения, наблюдения, размышления. Так построено повествование. Увиденное автор излагает в двух ракурсах: реальное положение дел в Казахстане и в мысленном сопоставлении его с жизнью-бытом в Германии.

В первый свой приезд он воочию увидел много негативного, несуразного: разруха, воровство, беспредел, развал привычного уклада, разлад во всех сферах общественной, социальной, материальной жизни, смута в людских душах, нравственное уродство, упадок, безверие, уныние. Разъезжая со своими друзьями по родному району, по аулам и селам, он на каждом шагу сталкивался с массовым увольнением рабочих, с крахом колхозов и совхозов, с дурацкой «прихватизацией», с открытиями иностранных пунктов по скупке цветных металлов, с массовым отъездом немецкого населения, с бегством русских, с «грызней различных националистических группировок за власть».

Так было. Все это мы пережили. Через это прошли. Но автор, теперь гражданин ФРГ, увидел все это свежим глазом, со стороны, но с неизменной любовью и сочувствием.
И заключает он первую часть своих незатейливых очерков все же на оптимистической ноте: «В беседе с казахстанцами, особенно с коренным населением, я понял, что не так страшен черт, как его малюют». «В тридцатых годах, в войну и послевоенное время было пострашнее. Никто с голоду сейчас не пухнет и как в голощекинские времена не мрет. Политических репрессий нет, казахи перестали быть подопытными кроликами на ядерных полигонах Бетпак-Далы и в степях Семипалатинска, — говорили они. А что касается трудностей переживем. Не то видали Слава Аллаху, обошлось без резниПрезидент свой, казах, с голоду не даст умереть».

Кстати, на Нурсултана Назарбаева они возлагают большие надежды, и большинство верит в то, что только он в состоянии обеспечить стабильность и процветание Казахстана. Пока, говорят, ему замены нет. Но и ему трудноОчень трудно Создать суверенное государство без единого выстрела, как это удалось Назарбаеву и его команде, пока еще в мире не удавалось никому.

Шесть лет спустя Яков Иккес совершил вторую поездку. И столкнулся с разительными переменами. И эти перемены вызвали у него радость, восторг, гордость за своих земляков-казахстанцев. Душа его встрепенулась, возликовала. Путешествие в прошлое рождало веру в мощь и будущее страны трех жузов. «Все это, знакомое, родное, будоражило душу, напоминая о прошлом». Автор окунулся в родную стихию. И бывшим своим землякам без утайки говорит: «Родина наших предков приняла нас хорошо. Обеспечила всем необходимым, но вас забыть не можем». И, действительно, нет там такого отношения людей друг к другу. Отныне автор поневоле мыслит в двух направлениях «здесь» и «там». И в каждой из этих ипостасей находит свое преимущество.

Многое изменилось за эти годы в Казахстане в лучшую сторону. И иностранец Яков Иккес это зорко видит. Глаз у него приметливый, наметанный. Замечает автор и немало негативных сторон. И это его удручает, огорчает, волнует, будоражит. И он посильно, с горечью о том говорит. Но завершает тем не менее вторую часть своего повествования словами признания: «Завершая визит к свом друзьям, под монотонный свист реактивных двигателей лайнера, уносящего меня на Запад, я мысленно ношусь по необъятным, знакомым с детства просторам Казахстана. И все больше убеждаюсь в том, что страна с неисчерпаемыми запасами полезных ископаемых, благоприятными климатическими условиями для сельского хозяйства, вопреки злопыхателям всех властей, наконец выбралась из экономического кризиса и вскоре по азиатской пословице «Собаки лают, а караван идет» наладит нормальную жизнь своего народа. Огромное вам, казахстанцам, спасибо за гостеприимство в нем я никогда не сомневался. А сейчас, заканчивая эту повесть о двух моих поездках, я призадумался, на чем же остановиться? После долгих размышлений я остановился на оптимистической ноте: «У вас, казахстанцы, все богатства валяются под ногами Нагнитесь, и вы станете самыми богатыми людьми в мире! Удачи вам, дорогие мои!»

И пожилой германский немец, бывший казахстанец, облаченный в почетный казахский чапан, в расшитый национальный головной убор, счастливый, с доброй улыбкой изображает на фотографии ликующий, победный жест «Виктория». Этот знак привет и благожелание Казахстану, который он носит в своем сердце. Такова тональность, таков финал его второго повествования.

При всех достоинствах этих очерков автор писателем себя не считает. «На писателя не претендую», — пишет он в своем письме. Думаю, верная самооценка. Не одни писатели нынче пишут книги. И напрасно добрая, отзывчивая душа Надежда Рунде в своем предисловии к «Джуту» аттестует автора писателем. Каких-то литературных примет в его повествованиях я не узрел. Нет портретных описаний, нет речевой характеристики героев (все сплошь говорят на бытовом русском жаргоне), нет разнопластового текста или подтекста, весь сюжет выстроен линейно, много повторяющихся деталей, дастарханных, застольных подробностей, нет психологических мотиваций, однообразны бытовые нюансы степняков, на каждом шагу наталкиваешься на до неузнаваемости искаженные казахские слова и так далее. Ну, о том, чего нет, и говорить не стоит. Автор описал то, что видел, слышал, пережил, передумал, перечувствовал. Передал свои впечатления без каких-либо выкрутасов, изощрений и литературных излишеств. По этому и нужно судить о его писаниях.

Что меня особенно огорчило? То, что книга скверно вычитана. «Блох» столько, сколько вшей в казахской шубе военного лихолетья. В одном «Джуте» я насчитал этих блошек около трехсот. Многовато для германского издания. В «Стране трех жузов» их еще больше. Автор, судя по всему, способный, ответственный и надежный человек. Профессионал в своем деле. В писаниях его этого не видно. Я не столько читал, сколько исправлял карандашом орфографические, синтаксические и пунктуационные огрехи. По этой части творение Иккеса можно смело включить в книгу рекордов Гиннесса.

И в аннотации, и в предисловии подчеркивается, что автор знает казахский язык «досконально», «в совершенстве». Ну, досконально знать язык (любой!) никому не дано. А судя по тому, как Иккес пользуется казахскими словами и фразами в тексте, о каком-то совершенстве и речи нет. Он, к примеру, произносит и пишет «ассолоумоаллекем, беспармак, буратчхан, ой баяй, рымщик, шангарак» и так далее по фонетическому признаку, то есть так, как эти слова воспринимает русское или немецкое ухо. Уверяю: нет таких слов в казахском языке. Схожие по звучанию есть, но пишутся они совсем по-другому. Так примерно воспроизводил казахские слова в XVIII веке английский путешественник Джон Кэстль, описавший свои впечатления от посещения ставки Абулхаир-хана. Он писал «Абу-Ль-Хаир-кхан». Английскому путешественнику, писавшему свой дневник по-немецки, это, может, и простительно, но Иккесу, выросшему среди казахов Оик-Жиембай под сопкой Ельбай в Таласском районе Джамбульской области, так писать не пристало.

Так, что я могу сказать в заключение? Деятельный, бывалый, поволжский, потом казахстанский, затем германский немец Яков Иккес, бывший управляющий райсельхозтехникой, председатель колхоза, директор кирпичного завода, крепкий хозяйственник, оказавшись на родине предков, на восьмом десятке лет жизни взялся за перо и написал три книги. Написал, как мог, как предсказали ум, сердце и совесть. Следует приветствовать его дерзость и отвагу. Его желание посильно поведать о пережитом. Книги его, уверен, найдут своего читателя. Конечно, самодеятельность имеет место быть. Но ведь каждый имеет право чирикать тем голосом, который Бог ему дал. Я лично испытываю к автору «Джута» и «Страны трех жузов» благодарное чувство.