Стеклодувы из Тюрингенского Леса

von

9 декабря, 2005

Кто из ленинградцев не знает сфинксов на Неве возле Академии Художеств? Да и не только ленинградцев! Коли кто тут мимо проходил, тот обязательно обратил внимание на год, высеченный на постаменте в граните — 1830. Это тогда их привезли в Россию. А у причала установил их в 1832 году архитектор Константин Тон.

А что именно в этом году в город Святого Петра приехали мои предки, едва ли кто-то знает. И не из Египта занесло их сюда, а из Германии — хотя ведь тогда и Германии ещё как таковой не было, ну и, понятно дело, были они не сфинксами, а просто-напросто стеклодувами-ремесленниками.

В России в те времена в деревнях стали появляться потрясающей красоты расписные шкатулки, разносы, матрёшки, глиняные игрушки, а в деревнях Тюрингенского Леса это здесь горный хребет так называется — жители занимались стеклодувным промыслом: выдували из стекла пёстрые шарики, мастерили ёлочные украшения и другие удивительные штучки. Это мастерство в стеклодувном искусстве передавалось по наследству из рода в род. Слава о мастерах разошлась далеко за пределами Германии.
Как-то раз в конце 1820-х годов проездом из своего турне по Европе в одну из затерянных здесь в горах деревушек заехал переночевать граф какой-то датский.

Попутно он хотел найти себе мастера-стеклодува высокого класса — граф строил себе новый дворец. Там нужно было много стекла. Выбор пал на старика Мюллера, который слыл в округе опытным мастером. А он и был моим предком. В те годы в Германии жизнь не сладкая была. Собрал свои пожитки старый стекольщик и подался со своей семьёй в поисках заработка в страну Данию.

Но родина Гамлета встретила пришельцев из Тюрингенских гор неприветливо и сурово. Чужестранцев ждали неудачи. Говорят, вроде бы и года он там не прожил. Прежний мастер по стеклу, попавший в немилость у графа и ставший подмастерьем, портил дело старику Мюллеру. Работа не клеилась, стекло не получалось, граф прогнал Мюллера из своего поместья.

Старый стеклодув не решился больше возвращаться на родину. То ли гордость тому причиной, то ли что другое, но поехал он в Петербург, к своему родному брату, который, чуть ли не при Екатерине ещё, нашёл приют в России и работал стеклодувом где-то на стекольном заводе.

Понятно дело, никто нашей семейной истории никогда не записывал, а потому и мало что сохранилось в памяти из тех далёких времён. Долгими зимними вечерами собиралась семья за общим столом и кто-нибудь из старших рассказывал о житье в старые времена. Так познавали ребятишки историю своих предков, но, увы, стирались постепенно подробности…

Неизвестная «Лауша»

Я долго потом пытался вспомнить хоть какое-нибудь географическое название, которое позволило бы мне более точно определить место родины моих предков — деревню какую-нибудь, город, но кроме слова «Лауша» вспомнить мне ничего не удавалось. Перерыл все имеющиеся у меня географические карты, искал Лаушу, где только мог, но нигде обнаружить не сумел. Неужели детская память не сработала? Неужели я ошибся?

Прошло много лет… Только в 1969 году, когда мне уже самому было более 48 лет, я нашёл Лаушу на карте ГДР. Не подвела меня детская память! Есть такая Лауша! Именно в горах Тюрингии.

А вот перед глазами и «Путеводитель по ГДР», издание 1975 года. Вот она, Лауша: «Центр Тюрингского производства ёлочных украшений. Здесь Людвиг Мюллер-Ури создал искусственный человеческий глаз, выпускаемый сегодня на государственном предприятии «Стекло Лауша». Туристам рекомендуется посетить музей стекольного искусства».

Куда ни кинь — везде Мюллеры

Мюллеров в Германии на каждом шагу — пруд пруди. Так что искать мне своих дальних родственников в горах Тюрингии, честно говоря, что иголку в стогу. Но что бы там ни было — следы-то есть!

И не только этот глаз, что в музее хранится — тут в городе некоторые бабушки заявили даже, что я похож чем-то на покойного мастера на фотографии. Да и известно, что первая печь для варки стекла была задута здесь в 1597 году Грейнером и Мюллером. Выходит, куда ни кинь — везде Мюллеры. Выступал я раз по ленинградскому телевидению осенью 1990 года. Спрашивает меня ведущий, откуда мол и что. Ну и сказал я кратко, что были мои предки стеклодувами из Тюрингии и прибыли они в Россию в начале прошлого века. Всего я на телевидении рассказать не мог. А на другой день телефонный звонок: так и так, вчера видел вас по телевидению. Мои предки тоже были стеклодувами и тоже приехали из Германии в тридцатых годах прошлого века. А было их три семьи: Хаген — это я, Кильгаст и … тут ещё фамилию называет, да я её в переполохе и от неожиданности не запомнил.

— Эти фамилии вам что-нибудь говорят? — вопрос из трубки.

— Как не говорят — мой прадед был Кильгаст!

— Тут, правда, одна деталь, неувязочка — приехали-то они не прямо из Германии, а через Данию…

Вот так неувязочка! А может, наоборот, увязочка? Артелью промышляли по свету. Стеклодув, между прочим, — это вам не сапожник или портной: мастерскую в любом месте не откроешь. В Питере нужно было искать стекольный завод, всем гуртом вместе работать. Понятно, Кильгаст мог найти невесту и среди Мюллеров. Ею была внучка старика Мюллера, Анна, моя прабабушка.

Вторая Родина

Но это всё к слову сказано. Так или иначе, но устроились мои предки в Петербурге и стала им Россия-матушка второй родиной. И никто сегодня не скажет, где они тогда жили и как устроились. Надо полагать — ближе к стеклу! А был в те времена в Петербурге стекольный завод в южной части города за Обводным каналом. В ХVII-м веке называлось это место «Озерки» или «Стеклянка» и принадлежало князю Григорию Потёмкину. В 1770-х построил он здесь стекольный и зеркальный заводы. А в 1791 заводы эти перешли в казну после смерти князя. Так появился в Петербурге казённый стекольный завод.

Неподалеку в селе Рыбацком ещё и немецкая колония была. И если считать первого Мюллера, имени которого история наша, к сожалению, не сохранила, то род его сегодня продолжает уже восьмое поколение.

И с гордостью я могу сказать, что большинство из них осталось петербуржцами. Да я и сам везде оставался им, несмотря на сорок с гаком лет, которые меня заставили жить вдали от Ленинграда, сначало в трудармии, потом в ссылке и наконец, так сказать, «вольнопоселенцем» не по своей воле без права и возможности вернуться домой, в родимый мой город.

А когда я потом один или со знакомыми бродил по залам ленинградских и пригородных музеев и дворцов, созерцал их великолепие — зеркала и люстры — мне порой приходило на ум, что, может быть, тут где-то скрыты работы моих прадедов.

В общем же судьбы моих предков очень похожи на судьбы многих тысяч иных немцев, переселявшихся в те годы в Россию по приглашению властителей Империи Российской. Только под Петербургом возникло в конце XVII-го века более тридцати немецких поселений, колоний, как их называли.

Двести с лишним лет жили и работали здесь немцы-колонисты. Двести с лишним лет сохраняли свою культуру, язык, традиции. А в начале войны выслали их на восток. Так расплачивались они, честные труженики и мастера своего дела, только за кровь своих предков.

…И с тех пор исчезли немецкие поселения вблизи Петербурга. Почти никто из лагерей и ссылки назад не вернулся. Где они — петербуржские немцы? Сколько их осталось в живых?