Такие были времена

von

14 сентября, 2018

Этой осенью он бы отпраздновал 107-ю годовщину… Шутил не раз, что договорился с богом – дожить до ста лет!.. Немного не дотянул, ушел «на беседу к Всевышнему» в 93. Это – мой отец, Исидор Иванович Шевалье.

Родился он в 1911 году, как и полагается немцам Поволжья, в Саратовской области, в селе Брабандеры. Мои дед и бабка – Иоганн-Петер и Каролина-Барбара, были людьми «правильными» – нарожали десяток сыновей и дочерей, построили каменный дом в полтора этажа, держали большое подворье, в общем, не бедствовали. Беда пришла
в 1914 году, увы, из Германии – началась Первая Мировая война, моего деда призвали на войну, где он вскоре и сгинул – то ли в плен попал, то ли погиб…Недолго прожила и бабушка – от тифа или чумы умерла в самый разгар гражданской войны. В селе фамилию Шевалье носили десятка полтора семей. Поэтому детей разобрали по родственникам и соседям. С учебой не сложилось, удалось завершить только два класса церковно-приходской школы при местной «кирхе». Впрочем, научили читать и писать – и то ладно. Остальному научила жизнь.

Как говорил отец, в восемь лет он уже присматривал за деревенскими гусями, а чуть позже доверили «быкам хвосты крутить». В двадцать лет был призван на службу в РККА, точнее – на Тихоокеанский флот, где «отпахал» семь лет в береговом экипаже. А до этого пережил все мыслимые и немыслимые кошмары – сиротское детство, голод, дикое одиночество вне родной семьи без материнского тепла и ласки. Совсем мальчишкой видел из окна подвала, как под стеной «кирхи» белые рубили шашками пленных красноармейцев, а позже, у той же самой стены, комиссары расстреливали пленных офицеров.

На флоте пришла сытая, размеренная военным уставом жизнь. На корабли, в силу незнания русского языка, отца не взяли, отправили в интенданты: сначала в повара, а потом и в младший комсостав по той же части. Пел в военном хоре, успешно бегал кроссы по праздникам, научился ездить на велосипеде и получил права шофера. Со всем этим «богатством», прихватив еще и молоденькую буфетчицу Катю Букину, он и вернулся на родину, в Саратов. С правами шофера, да еще недавнего моряка, его быстро взяли на очень престижную по тем (да и нынешним) временам работу – персональным водителем очень большого начальника местного значения.

Водил американский джип с брезентовым верхом. В основном поездки были по ресторанам и другим злачным местам довоенного Саратова. Но платили хорошо, и молодожены мирились с таким режимом работы. К тому же шеф помог с жильем, и вскоре у них появилась огромная комната в центре города. Словом, все шло как нельзя замечательно.

И даже смерть первых двух младенцев не отняла у них оптимизма и веры в будущее. Они еще не знали, просто не могли знать или даже предположить, что с ними и со всей страной может случиться.

Началась Великая Отечественная война и отца, как и деда, призвали на защиту от врага – опять Германии. Только путь его был не на фронт, а в противоположную от войны сторону, в ссылку, в Трудовую армию. Ехали в товарных вагонах две или три недели, с маленькой дочкой на руках, Виолеттой. Ей еще и полугода не было. Не было тогда ни спасительных подгузников, ни многого другого. Война. И мокрые штанишки отец сушил, высунувшись в окно вагона-теплушки.

Конечно, мама могла никуда не ехать из той прекрасной комнаты, ведь война, как известно, туда не дошла. В органах ей предложили написать заявление о разводе, вернуть девичью фамилию и остаться в Саратове. Дескать, все простим, забудем. А что прощать-то?

В Атбасаре отца погрузили в автоколонну таких же репрессированных переселенцев и отправили в Балкашинский район Акмолинской области на лесозаготовки. Без средств, жилья, работы, с маленькой дочкой на руках и чемоданчиком нехитрого скарба Катя Букина выслушала немало слов в адрес «предателей, фашистов, врагов народа, пособников Гитлера …». Но были и другие люди. Они и помогли с жильем и работой. Мама даже умудрялась собирать продуктовые посылки для отца. И они, как ни странно, доходили точно по адресу.

Однажды по весне, за ударную работу на благо фронта, отец заработал кратковременный отпуск. От Балкашино до Атбасара не одна сотня километров, частью – лесом. Этот путь и сейчас не очень удобный. А тогда, весной сорок второго года, по сугробам и начавшемуся половодью и вовсе был гибельным. Отец пошел пешком. По наитию, подсказкам жителей попутных деревень. Где-то удавалось проехать на подводе или санях, иногда в кузове грузовика. Два раза проваливался в каких-то протоках или ручьях, но дошел. Через девять месяцев у меня появился старший брат – Юрка.

Это хоть и тяжелая, но романтика. Но была и не менее сложная правда жизни по законам военного времени. Отец работал на лесовозе, сам грузил, сам разгружал бревна. Под хохот и подколки толстозадых вертухаев. Как-то с подсобного хозяйства лагеря пропала корова, и охранники в один голос заявили следователю: это Фриц стырил, фашист недобитый. Весь лагерь знал, что и как случилось, однако все молчали: кто поверит словам лишенных всех прав переселенцев? Отец рассказал все как есть, назвал фамилии воров-охранников и даже тех, кому сдавали на убой скотину. И ему поверили. Виновные вскоре исчезли из лагеря, пропажи прекратились.

Лес надо было вывозить по бездорожью до железнодорожной станции. Случись что, кроме паяльной лампы и монтировки под рукой ничего нет. Было дело: застрял отец по самую завязку в черноземе; пришлось ночевать в лесу; под утро появились «гости» – стая волков. Кстати, в войну их развелось особенно много – отстреливать некому, все мужики на фронте. Полдня отец просидел в деревянной кабине лесовоза с монтировкой и зажженной паяльной лампой в руках, пытаясь отпугнуть зверье. Волки терпеливо сидели на капоте и на крыше кабины, ожидая победного часа. Не дождались. Из лагеря на лошадях прибыла вооруженная карабинами охрана…

Войны начинаются и заканчиваются, а жизнь идет свои чередом. Когда родителям разрешили переехать в областной центр Акмолинск, всеми правдами и неправдами отец сумел купить полуразрушенную «самануху» на улице Загородней, дом 5, находящуюся между Пушкина и Октябрьской. Сейчас там пятиэтажка из силикатного кирпича, но клены наши и тополя на месте, дают людям прохладу. Отец много и старательно работал, с немецким упрямством пытался поправить дела и зажить по-человечески, хотя бы как до войны. Получалось все не так – семья разрасталась, пятеро детей, мама в домохозяйках… никакая двухсменная работа не могла обеспечить достойный уровень проживания. То дети подрастают, то какие-то запреты на подсобное хозяйство, то принудительная покупка гособлигаций всякий раз отбрасывали семью в бедность.

Щедро сыпались на голову отцу лишь почетные грамоты, ордена и медали за ударную работу. Иногда перепадали путевки в санатории или дом отдыха. «Вокруг света без аварии» – так называлась заметка в местной газете о моем отце. Удивительно, но проработав много лет за рулем, исколесив Казахстан вдоль и поперек, он ни разу не разбил машину. А были это в основном автобусы – ЗИЛ, ЛАЗ, ЛИАЗ, ПАЗ, ИКАРУС… и всегда первые новые автомобили на автобазе получал мой отец!

В 60 лет он оформил пенсию, но продолжал работать на маршруте N 4, рядом с домом, возил горожан от вокзала до Городка машинистов и обратно. Веселый балагур часто пел за рулем, веселя пассажиров. Знали бы люди, что он пережил! Хотя в автобусах было много таких же, с похожими судьбами людей. Люди с другой судьбой ездили в другом транспорте.

Почти на сорок лет отец пережил маму, не сумевшую побороть раковую атаку. Сейчас в разных городах бывшего СССР и в дальнем зарубежье живут его внуки и правнуки, носящие его фамилию: в Москве и Санкт-Петербурге, в Самаре и здесь, в Астане. Трое его уже давно очень взрослых детей по-прежнему живут в Казахстане. Среди этих троих и ваш покорный слуга – православный немец с французской фамилией. Такие вот были времена, такие биографии.