Вам и не снилось…

Нет, конечно, очень трудно представить, что вот этот стройный серьезный мужчина, в уголках голубых глаз которого уже не наметились даже, а прочно прописались морщинки, так вот, что этот серьезный взрослый мужчина (отец шестнадцатилетней дочери) и тот самый Вовка-забияка, утопивший журнал десятого «бэ» класса с годовыми оценками в школьном туалете один и тот же человек.

Впрочем, нет, два разных человека, поскольку между тем и другим двадцать лет жизни.

И ни за какие коврижки в высоком черноволосом и жгуче-итальянском мужчине не угадаешь того худенького мальчишку Лешку в шапке-ушанке, который ни за что не хотел учиться хотя бы на твердые тройки. А чего стараться, если слышал собственными ушами, как школьная директриса сказала сердито классному руководителю: «Дотягивайте до восьмого класса, а потом гоните вон, толку не будет, способностей никаких…»

А кто бы сказал, что этот вот солидный и степенный отец двоих детей, основательный и надежный как дуб, за полгода своими собственными руками отгрохавший дом, — тот самый Виталик, тянувший школьную лямку через пень-колоду, и которому прочили неприглядное будущее. Уж лучше в подробностях не вспоминать…

А кому охота стараться, когда даже красивая учительница по литературе сказала: «Мальчик, не надо тебе в школе штаны протирать. У тебя ж голова другим забита. Нет способностей, нечего себя и нас мучить…»

Это ж ясно, у учителей своя правда. И с ними, учителями, лучше не спорить. Дешевле обойдется.

Но как бы они, наверное, удивились, что эти вот уверенные в себе мужчины, отвечающие за себя и свои поступки всегда и везде, и есть те самые бестолковые мальчишки, от которых толку не предвиделось никакого, да и способностей не наблюдалось, если, разумеется, учесть, что никогда и никем действительно и всерьез не наблюдалось, почти юнцами перебравшиеся из своей родной и знакомой с молочных зубов в другую страну, ничего кроме такой же юной жены и попискивающего младенца не имевшие за плечами.

А теперь поди попробуй скажи этим почти седым уже отцам семейств, вынесших на своих плечах такое, что обычно и приходится вынести в чужой стране, где все с нуля и все как на Марсе, что толку от них никакого не предвиделось и способностей не наблюдалось!

Никто никогда детям не рассказывает, что способности способностям рознь. И какие именно важнее для человека. А какие ну просто необходимы…

Вот, скажем, Ольга. Красавица и умница, папина дочка. Тут тебе и дом был полная чаша, и поездки, и куклы дорогие, на которые Олины одноклассницы только облизывались, и жила Оля как принцесса в папином замке, к которому простые мальчишки на шаг подойти боялись, и университет, и столичная жизнь, и редакторское кресло в большой газете.

Ну, что еще человеку для счастья нужно?

А счастья не случилось. Потому что какие угодно имелись способности у папиной дочки Оли, как сказал психолог, кроме способностей построить отношения с другим человеком.

И тут тебе ни диплом с хорошими отметками не помощник, ни кресло редакторское, ни дорогие наряды, ни интеллектуальные способности, ни уверенность в том, какая ты вся неординарная и не каждому по зубам. Поберегите челюсти, дескать, мужчины.

И вот сидела теперь всякая там сложная и загадочная Оля среди своих одноклассников, с которыми встретилась двадцать лет спустя, и все у всех как и должно быть, то есть к мужчине женщина, а к женщине мужчина, и понимала, что самая главная человеческая способность оказаться не преуспевающей бизнес-леди с феминистскими наклонностями, не женщиной, играющей роль духовного ресурса для уставших семейных мужчин, с удовольствием проводящих несколько часов рядом с умной и образованной, которая переносить не может носков, валяющихся у дивана и храп по ночам, а такой вот женщиной, которой после пятнадцати лет брака и троих в наличии детей перебирают пальчики, любовно заглядывают в глаза и кружат в танце, подняв на руки, как будто свадьба была только вчера.

Так что, это еще вопрос, как выясняется со временем, какие способности у кого есть, и какие гарантируют счастье, а какие — только одиночество и кофе по утрам для себя самой.

…Мальчишки-мужчины, дымя сигаретами, спорили громко и сердито, в каком году школа имени Крупской забила решающий гол на летней спартакиаде школе имени Терешковой, жены любовно смотрели на своих мальчиков. Толку, что седина и дети вот-вот совершеннолетние, разошлись хуже пацанов; потом все вместе пили чай с сушками, купленными в русском магазине, слушали «Аббу», под которую выплясывали в своем четырнадцатилетнем возрасте на школьных дискотеках, говорили о собственных сыновьях и дочках, смущенно смеялись: ну, надо же, вот и дожили до детей десятого «бэ», потом пойдут внуки десятого «бэ». Охо-хо! И внуки, наверное, уже ни слова не будут знать по-русски, как ни старайся…

…Пахло в огороде смородиной.

Так пахло двадцать с лишним лет назад.

Когда девочка Нина еще была влюблена в одноклассника Сашку, а Сашка не обращал на Нину внимания, бегал за Наташкой, которая ждала его потом из армии, и он — какое счастье! — вернулся, и поженились, и двое мальчишек, одному семнадцать, другому одиннадцать. Когда мальчик Виталик, дождавшись, пока уснет мама, открывал окно Юрке, Юрка влезал потихоньку, рассказывал про Олю, которую мать завтра не пускает вместе со всеми в кино, да Оля и сама не хочет, потому что Серега не пойдет. Оля влюблена в Серегу, а Серега в Лариску. А сам Юрка в Олю. Сил нет, как влюблен. Только толку никакого — он ей бесплатно не нужен. Один Сережа свет в окошке. А кино, говорят, классное. «Вам и не снилось» называется. Про школьную любовь. Там, говорят, даже целуются. По-настоящему. Как в жизни…

Пахло тюльпанами и сиренью.

Так пахло двадцать с лишним лет назад.

Когда девочка Света дружила с девочкой Галей. И мальчик Сережа с мальчиком Вовой почему-то пошли встречать рассвет не со своими одноклассниками, а привязались на площади у памятника с вечным огнем, где полагалось постоять каждому приличному школьнику после выпускного бала, к двум девчонкам из другой школы хорошенькой блондиночке и смуглой брюнеточке и ушли встречать рассвет с ними. И Сережа сразу влюбился в Галю, как будто и не было Ларисы, а Вовка-забияка смущался девочку Свету, такую беленькую и тоненькую, и на аккордеоне играет, и как хочется ее поцеловать, просто смерть…

Пахло яблоневым цветом.

Так пахло двадцать с лишним лет назад.

Когда девочка Оля спала с открытым окном в большом светлом доме папа построил его собственными руками. И ей снился принц на белом коне, который уже подъезжает к распахнутому окну. И принц заберет ее. И они будут жить долго и счастливо. И умрут в один день.

Пахло черешнями.

Так пахло двадцать с лишним лет назад.

Когда все они еще были мальчиками и девочками. И не представляли, что такое быть взрослыми. Такое им и не снилось.

…И только потом выяснилось, что от разрухи, безработицы и безденежья, поселившейся в их стране, можно спастись, потому как повезло родиться с фамилией, служившей пропуском в более благополучную жизнь.

И все они воспользовались этим пропуском.

Что бы там ни говорили…

Ведь кроме любви к месту, где ты родился, существует еще организация жизни.

Пахло дымком и горечью.

Как пахло зимним морозным утром, когда Олин папа, сильный волевой человек, износу, которому, казалось, не будет, беспокойно заворочался в инвалидной коляске и взглянув на часы, тихо сказал: «Пора, время к пяти. Самолет через два часа…»

И два зятя бывший и новоиспеченный снесли на руках коляску со второго этажа на первый, и мать Оли снова беспокойно проверяла, на месте ли документы, и устало топали по ступенькам два шестилетних мальчика, спросонок плохо соображая, что же здесь происходит, и почему в комнатах дедушкиного дома пусто, и куда они все-таки улетают, и почему, и будут ли там игрушки, и пригодится ли букварь, который бабушка взяла с собой. И вообще, Германия и Казахстан это на одной планете?!

Скрипел под ногами снег. Оля подошла к собачьей будке. Позвала: «Цезарь!»

Пес даже не шевельнулся, еще сильнее уткнувшись мордой в угол.

«Цезарь, ты пойми, — шептала Оля, стараясь не обращать внимания на нетерпеливые гудки таксиста, — мы не можем взять тебя с собой. Новые хозяева обещали заботиться о тебе, а мы приедем через пару лет, мы еще увидимся! Цезарь, слышишь?»

Оля протянула руку, чтобы погладить пса, но отдернула ее, услышав злой рык.

Таксист сигналил все настойчивее.

Оля постояла минутку и вышла, закрыв калитку зеленого цвета, не оглянувшись на березы, засыпанные снегом, которые много лет назад она посадила с отцом. Одна березка все болела, никак не хотела приживаться, чахла и хирела. А потом вдруг вымахала в стройную и высокую, казалось, гладила своими ветвями небо.

Две машины тронулись с места, исчезли за углом.

Пес вышел из будки, долго смотрел на черные погасшие окна дома, лизнул языком след сапога, оставленного на снегу, заскулил, рванул с силой цепь.

Назад пес не вернулся. И больше его никто никогда не видел.

Светлана Фельде