Вечером Тоня с Катей пришли к Лозинке, где их поджидали кавалеры. Тёплый воздух был наполнен вечерними ароматами, взывая к любви. Луна крупным шаром нависла над отдыхающей от зноя землей, освещая реку неживым светом. Лёгкий ветерок слегка волновал поверхность воды чуть заметной рябью. Тёмные деревья сонно затихли, впитывая в себя вечернюю прохладу. Тишина оглушала своей непроглядной пустотой, слышалось только иногда негромкое уханье проснувшейся к охоте совы.
Продолжение. Начало в предыдущем номере.
Петро отвязал лодку, и они с Катериной поплыли на другой берег, чтобы всласть пообниматься в укромном месте. Роберт с Тоней прогуливались вдоль берега.
– Тоня, выходи за меня замуж, – выдохнул Роберт. Он едва справился со стеснительностью. – В воскресенье пришлю сватов.
Неожиданно девушка почувствовала такой прилив нежности, таким родным стал ей вдруг Роберт, что она невольно прижалась к любимому, не испытав при этом ни капельки смущения.
Родители Антонины в воскресенье накрыли стол и ждали гостей. По такому случаю мать напекла пирогов с капустой, сварила вкрутую яйца, покрошила на рассыпчатую вареную картошку укроп, выставила на стол сливочное масло и домашний хлеб с холодным, из погреба, квасом, который был очень кстати в жаркий летний день. За стол сели все, кто в этот торжественный для семьи момент оказался дома. Довольство так и светилось на лицах хозяев и гостей: родители невесты рады такому работящему, из достойной семьи, жениху, а родители жениха – невесте. Свадьбу решили не играть, так как обеим семьям жилось трудно. Договорились ограничиться праздничным обедом.
Молодых расписали в районном центре. Тоня, счастливая и похорошевшая, нарядилась в новое ситцевое платье и в новые туфельки, а Роберт – в единственный в их доме мужской костюм и в новую рубашку. За столом собрались только родные из породнившихся семей и близкие друзья Роберта и Тони. Это была большая компания, и застолье вылилось почти в настоящую свадьбу. Карл, брат Роберта, был хорошим гармонистом, он принес из дома инструмент, и гости под гармошку пели и плясали почти до полуночи. Заходили поздравить соседи и тоже присоединялись к веселой компании.
Никто еще не знал, какая страшная судьба уготовлена этим людям через год-другой…
***
Первый месяц молодые жили у родителей Роберта. В избе было тесновато, и вскоре родственники помогли молодой семье, как тогда говорили, «построиться».
Камышитовый дом был небольшим, но для Тони с Робертом он казался раем. Две комнаты, сени, вокруг дома достаточно большой огород. Роберт построил сарай, родители поделились с молодыми живностью: телка, два поросенка, куры и гуси – это было неплохим подспорьем в хозяйстве.
Но все эти блага мало помогли, на Украине начал свирепствовать голод, и в семье постепенно исчезли все продовольственные припасы.
Первенец Роберта и Тони, сын Александр, родился уже в тяжелую годину. Несмотря на трудности, это была счастливая семья. Но беда поторопилась раскинуть сети у их дома, поджидая свою жертву.
– Тоня, с Робертом случилось несчастье, – кричала, вбежав в избу и задыхаясь от плача, Катерина. Она была на сносях, но, несмотря на тяжесть своего положения, первая прибежала к своей подруге, чтобы поддержать в такую страшную минуту.
– Господи, что случилось? – испугалась Тоня.
– В него попала молния!
Тоня оцепенела.
– Тонечка, очнись, не пугай меня, – Катя кинулась за кружкой с водой, пыталась заставить свою подругу выпить хоть глоток, но все было бесполезно…
Мужики в этот день начали сенокос. Жаркое, без дождей, лето не давало надежд на хороший укос. Дождь за летний сезон лишь пару раз брызнул и был таков, оставив на произвол судьбы огороды, сады и, что самое страшное, поля и угодья. Чем зимой кормить скот, как прожить без пшеницы, без картошки? И вдруг, в первый день сенокоса, после обеда над землей нависла бугристая, свинцового отлива туча, грохнул гром, и хлынул такой ливень, как будто отыгрывался за упущенные два-три года сухостоя. Казалось, что прямые струи дождя, стоя на земле, крепко держат тяжеленную тучу. Роберт, как и все, побежал под сень дерева, где его и настигла молния.
Родные и односельчане хоронили молодого человека так горько, как, наверное, никого в деревне. Скромный, работящий, безотказный, мастеровитый – его уважали все, кто знал. На вдову страшно было смотреть: лицо почернело и осунулось, горькие складки обозначились у губ. Она как будто онемела, только у могилы, когда гроб с телом стали опускать в землю, у нее вдруг из горла вырвался страшный крик, челюсть свело в сторону. Этот ее приступ испугал всех кто пришел проводить в последний путь ее мужа.
Когда Антонину с кладбища привели домой, у нее неожиданно начались родовые схватки. Ее второй ребенок должен был родиться через два месяца, но нервное истощение надорвало и без того слабый организм матери, и малыш родился семимесячным. Никто не верил, что мать с ребенком выживут, настолько плохим было их здоровье. Антонина долго лежала в постели, отказали ноги, а за ее сыновьями ухаживала Тонина старшая сестра Соня.
Следом за Робертом похоронили Тониного отца Готфрида Леонидовича. Он уже давно хворал, но продолжал много работать, да и недоедание сказалось, может быть, еще сильнее болезни. Тоня забрала к себе мать. Елизавета Генриховна ухаживала за детьми, помогала дочери по хозяйству, а Тоня работала с утра до поздней ночи, чтобы прокормить семью.
После нескольких лет неурожая начался страшный голод. Постепенно в деревне не осталось даже кошек и собак – всё было съедено. Люди умирали целыми семьями, дошло до того, что хоронить их уже никто не мог от слабости. Те, кто уходил из деревни в поисках пропитания, погибали на дорогах. Трупы съедали звери, расклёвывали птицы. Многие от голода сходили с ума. Несколько страшных случаев людоедства произошли и в Лозино, когда сумасшедшие родители зарезали своих детей. Никто уже ни на что не обращал внимания, весь смысл жизни сводился к тому, чтобы найти пропитание.
Однажды выжившая из ума Тонина соседка, Валентина Грибова, предложила своей односельчанке Шуре Дробиноге сделку, от которой та долго не могла оправиться.
– Давай зарежем твоих детей, а я дам тебе соли, и мы засолим мясо, – заискивающе захихикала она…
Шура страшно закричала на больную женщину, та испугалась, убежала, спряталась дома под кроватью и уже не вылезала оттуда, покуда не умерла. Шура несколько раз заходила к ней домой, уговаривала Валентину выйти на улицу и нарвать хотя бы лебеды для супа.
Но это было бесполезно, Валя плакала и жаловалась, что ее хотят зарезать. Потом Шура с Тоней вытащили мумифицированный труп Валентины из-под кровати и закопали в ее же огороде – тащить на кладбище хоть и тощенькое тело они были не в состоянии. В скрюченных пальцах покойной была зажата тряпичная сумка с солью. Это – единственное богатство, – и несчастная женщина не рассталась с ним, даже умирая. Видимо, в ее больном воображении горстка соли ассоциировалась с жизнью.
Но судьба все-таки не пощадила Шуриных детей. И ее тоже. Муж Шуры Василий Дробинога летом подался на поиски заработка в город, да так и сгинул в ненасытной утробе безжалостного времени. Дотянули до зимы, спасаясь травами, грибами, которых, правда, в округе уже трудно было отыскать. А зимой и вовсе есть стало нечего… Все умерли от голода. Сначала тела лежали в доме, потом в сарае, куда их затащили соседи. Морозы сдерживали тление трупов, но к весне, когда Тоня с двумя братьями Емельяном и Леонидом решили все-таки закопать тела в огороде, они с трудом распознали, кто из них кто: крысы обгрызли тела до неузнаваемости.
Ирина Винтер
Продолжение в следующем номере.
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
