В Немецком театре Алматы прошла премьера древнегреческой трагедии «Медея». Авторы: Дарио Фо и Криста Вольф. Режиссер: Сергей Попов. Исполнитель: Ирка Абдульмановаый
«Она молчит.
Ночь тает, мы все еще сидим друг против друга. Солнце встает, крыши города искрятся и посверкивают. Так нам уже никогда больше не сидеть. Теперь я понимаю, что это значит, когда говорят: у меня тяжело на сердце. Я не вижу выхода, который бы не был бы гибельным. Все, что я мог сказать, я уже сказал. Что случилось, того уже не переиначишь. А что должно случиться, решено давным-давно и без нас». («Медея», Криста Вольф)
«В Коринфе, в отличие от Колхиды, принято, чтобы мужчина говорил первым и даже, что уж совсем смешно, говорил за женщину». («Медея», Криста Вольф)
Самый жуткий и самый неотразимый женский образ в мировой цивилизации, образ Медеи, жрицы Гекаты, предстал перед зрителем Немецкого театра Алматы в исполнении Ирки Абдульмановой.
Медея никому не позволила говорить за себя — сама все сказала и сама все совершила. «Обид не переносит тяжелый ум, и такова Медея». Обиду нанес Ясон, собравшийся жениться на дочери Креонта, имея двух сыновей с Медеей, которую, в свою очередь, царь выгоняет из Коринфа. В конце концов Медея, излив всю горечь, убивает себя
Людям всегда хочется верить, что за все их несчастья в ответе один-единственный виновник, от которого легко избавиться эту мысль когда-то высказал Рене Жирар в книге «Святость и насилие», и надо сказать, это вступает в очень серьезный диссонанс с тем, что нам твердит Медея, которую никто не может осуждать, потому как, с одной стороны, — боится, с другой Медея достойна уважения, ибо она сильна, умна, женственна и горда, ни о чем не сожалеет и вообще не собирается вернуть Ясона. «Все, что имела я, слилось в одном, и это был мой муж, — и я узнала, что этот муж последний из людей Он забрал все мои достояния. Мой смех, мою нежность, мое умение радоваться, мое сострадание и умение помочь, мою животность, мою лучистость, он растоптал все это уже в ростках, пока ни одного росточка не осталось. Зачем такое могло понадобиться ума не приложу». Воскрешая свое прошлое, рассуждая о настоящем, не помышляя о будущем, она говорила сочно, дерзко, вызывающе; это и свойственно характеру, скорее, норову Медеи стремительная смена света и тени, эта резкость даже в чертах лица вырисовывалась, мгновенность переходов от серьезности к веселью, от безутешного плача к безудержному хохоту «Если бы еще не ее высокомерие. В конце концов, она же беженкой была, всецело от меня зависела. А когда рухнул мой замысел с помощью золотого руна вернуть отца на престол в моем родном Иолке, когда и мне пришлось бежать тут все мы оказались зависимы от милости царя Креонта. Мне то и дело приходится ей об этом напоминать. А она? «Не для того я из Колхиды уезжала, чтобы здесь пригнувшись жить» — вот ведь какие ведет речи, и непокорные свои волосы не подвязывает, как положено всем замужним женщинам в Коринфе, и еще спрашивает: «А что такого? Разве ты не находишь, что мне так лучше?» Бесстыдница. Знает ведь прекрасно, что и кто мне нравится. И носится по улицам, как вихрь, и кричит, когда разгневана, и смеется во все горло, когда рада чему-то». Хотя иногда были эмоциональные паузы в экспрессивном монологе от нескольких лиц, когда совершенно спокойно Ирка все дальше углублялась в свою ретроспективу. Спокойно, хотя ее спокойствие походило больше на оцепенение: « я теперь выше этого .[] Ничего, ровным счетом ничего. Любовь разбита, и даже боль кончается. Я свободна. Не ведая желаний, вслушиваюсь в пустоту, которая заполняет меня всецело».
Что самое страшное в ее образе (скорее, в восприятии образа Медеи) и что было четко, внятно, осязаемо передано: для любого зрителя, как и тогда, для любого жителя Коринфа, становилось все опаснее попадать в тот световой нимб, который исходил от нее. «Она, да, именно она и есть центр притяжения опасности». С первых минут спектакля зритель почувствовал гибельное дыхание и содрогнулся от этого холода В течение часа актриса перевоплощалась из одного героя в другого одной общей трагедии, оставаясь однако при этом самой собой Медеей. Черт возьми, трудно будет видеть после этого спектакля Ирку в другой роли — она сама Медея, «слишком женщина» с удивительным мышлением и чувствительной натурой У Медеи была своя философия бытия (которую актриса, пропустив глубоко сквозь себя, передала зрителю) «мысли образовались из чувств и они не должны терять связь с чувствами»
Впервые «Медея» была поставлена на Великих Дионисиях в 431 г. до н.э., и вот сегодня она в репертуаре Немецкого театра Алматы. Еврипид тогда был удостоен третьего места, что было равносильно провалу.
30 июня в руках Ирки Абдульмановой едва помещался огромный букет, собранный из самых разных цветов — желтых лилий, пламенных роз, экзотических, полевых, и все зрители как один аплодировали: Медея была восхитительна!
После нестерпимого знойного дня повеяло легкой свежестью, наконец-то стало легче дышать…
Наташа Залипятских
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
