Звали его Эвальд Эмильевич Каценштейн (Katzenstein). Всегда в костюме, при галстуке, элегантный, отглаженный, опрятный, импозантный, с неизменным пузатым портфелем, невысокого роста, плотный, речистый, с повадками опытного лектора, вузовского преподавателя, заведующего кафедрой, вездесущего наставника.
Продолжение. Начало в предыдущем номере.
На первом же семинаре российских немецких писателей в Москве я сразу же вычислил земляков по Волге – В.Клейна, Д.Гольмана, Ф.Больгера, В.Гердта, Э.Гюнтера, В.Шпаара, А.Крамера, А.Бекка. Они говорили на литературном немецком языке, но с диалектальной (гессенской) окраской. Исключительно на Hochdeutsch выражались Г.Генке, Э.Кончак, Н.Пфеффер, Л.Франк, Н.Ваккер, И.Варкентин и молодые тогда Р.Вебер, А.Прахт, В.Хайнц, Р.Ляйс, Э.Ульмер. В их числе находился и Эвальд Каценштейн.
Я тогда не знал, что он родом из кавказских швабов, вырос в Грузии и Азербайджане, что его предки появились в России значительно позже так называемых «Wolganeger».
Мы сразу же нашли общий язык, позже не раз встречались в Москве и Алма-Ате, переписывались, обменивались новинками. Он выделялся своеобразным шармом, интеллектом, общительностью, душевной открытостью и активностью. Общаться с ним мне было приятно. Интриги, сопровождающие пишущий люд, были ему чужды.
Особенно охотно и талантливо он писал для детей, тут он был, наравне с Норой Пфеффер, признанный мастер. Я бы его поставил в ряд с С.Маршаком, С.Михалковым, А.Барто. Он тонко чувствовал детскую психологию, умел играть-жонглировать словом, изящно рифмовал и каламбурил.
Но в данный сборник, названный «Zahnweh im Herzen» («Зубная боль в сердце»), собраны всецело его стихи для взрослых.
Сборник этот, как отмечает редактор, автор содержательного предисловия и послесловия профессор Лев Малиновский, был составлен-сложен самим поэтом ещё при жизни. А умер он в 1992 году в возрасте 74 лет.
После распада СССР наши контакты оборвались, и я не знал, что за год до смерти он побывал на родине швабов – в городе Штутгарте, где на совещании представлял литературу российских немцев. Поэму, задуманную в той поездке, закончить он не успел. Малиновский приводит фрагменты из того неосуществлённого замысла. Автор вспоминает своих предков:
Mein Urahne, der Tobias[ch],
hatte nichts als Löcher
in seiner Tasch‘
Drum möchte er gern
nach Russland geh‘n
und schloß sich einem
Schwabenzug an.
Der Sammelplatz
sollte Stuttgart sein.
Da kam auch Tobias Katzenstein,
er möchte auch
nach Russland ziehen,
um dort eine Chance
fürs Leben zu kriegen.
Wenn auch Katzenstein
tät er heißen
konnt er doch hier
keine Mäuse beißen,
die hatten auch keine Angst nie
«Katz» hieß nur ein kleiner
Bergsee hier.
Den Felsen dran
war Katzenstein,
so kann unser Name
entstanden sein.
Bis sie in Transkaukasien sind,
wuchs bis unter Dach
ein jeder Kind.
В стихах Э.Каценштейн выражал свои сокровенные думы. Вот строки, определившие его поэтический штандпункт:
Mein höchstes Lied
gilt euch, ihr Bauern,
die für das Volk
das Brot hier bauen.
Der Dichter grüßt
mit seinem Brot:
dem offnen Herzen,
heißem Wort.
Сердце поэта открыто для всех, все добрые люди – его братья.
«Guten Tag, Landsmann»,
Begrüße ich jeden Barnauler,
wenn ich in Bijsk bin.
«Guten Tag, Landsmann»,
sage ich jedem Altaier,
fahre ich nach Kemerowo hin.
«Guten Tag, Landsmann»,
reiche ich jedem Sowjetbürger die Hand,
treffe ich ihn als Gast in einem Nachbarland.
Doch treffe ich
einen Sowjetdeutschen an,
so möchte ich ihn umarmen, den Mann.
«Guten Tag, Landsmann»,
so rufe ich aus.
«Wann haben wir wieder ein eigenes Haus?»
Посмертно изданная книга Э.Кацен-штейна состоит из семи разделов: «Признания», «Листки календаря», «Откровения», «Изречения», «Басни», «Только о Тебе», «Заключительный аккорд». Каждый из этих разделов представлен изрядным количеством стихов. Здесь и гражданская лирика, и философская, и пейзажная, и любовная, и назидательная, и сатирическая, и эпиграмматическая. Поэтическая палитра Каценштейна богата и разнообразна. К сожалению, в обзорной статье я не имею возможности проиллюстрировать тематический охват бытия поэта. Книга вобрала в себя много достойного и поучительного. Горизонт видения автора широк. И тираж книги для поэзии значителен.
Дружба, человечность, любовь к родному языку, высокая нравственность, единство, созвучие душ, духовное родство, «зубная боль в сердце» (по определению Г.Гейне), искренность в восприятии мира – таковы основные мотивы поэзии Каценштейна.
Вслушайтесь в строки стихотворения «Schamchor und Wolga»:
Der Schamchor und die Wolga
fließen zusammen,
nicht auf der Karte,
im Herzen sie schwellen.
Vom Schamchor her
meine Quellen stammen
von der Wolga kommen
die Lebenswellen.
Или стихотворение «Muttersprache»:
Wer seine Muttersprache nicht ehrt,
der ist nichts wert.
Was ihm die Mutter Gutes beigebracht,
hat er zum Gegenteil gemacht.
Der Kerl ist unzuverlässig geraten:
er hat seine eigene Mutter verraten.
Поэт выражался кратко и ёмко. Приведу две его максимы:
Mehr sagt, wer schweigt
zur rechten Zeit,
als wenn statt dessen
laut er schreit.
Или:
Die Hand, die gibt,
die soll bescheiden schweigen.
doch die Bekommende
muß sich erkenntlich zeigen.
Не могу не привести здесь несколько строк из раздела «Sprüche»:
* * *
Ernährerin bist du, Mutter Erde,
Wenn ich, dein Sohn, nicht faulenzen werde
* * *
Ein frohes Herz hat flinke Beine,
ein miesgestimmtes Herz hat keine.
* * *
Machen „möglich“ und vielleicht“
das Leben leicht?
* * *
Brot ist der Heimat
Mark und Kraft.
Ihr bester Sohn ist,
wer es schafft.
* * *
Im Schnaps ertrank
schon so manches Genie.
Zum Genie gemacht
hat der Schnaps noch nie.
Таких блестящих афоризмов у Каценштейна множество, как и эпиграмм, и любовных миниатюр.
Нравится мне вот эта сентенция:
Solange ich atme,
lebe ich.
Solange ich lebe,
hoffte ich.
Solange ich hoffe,
bin ich.
На исходе жизни поэт тяжело болел, всё чаще посещали его мрачные думы. Но он бодрился:
Fort, fort mit den
Begräbniskerzen!
Ich lasse mich
noch nicht beweinen.
В заключение хочу поделиться ещё одним воспоминанием. Должно быть, в 80-х годах прошлого века я неожиданно столкнулся с Эвальдом Эмильевичем в подземном переходе недалеко от Савёловского вокзала по пути в редакцию «Neues Leben». Он на радостях прижал меня к стене, распахнул свой портфель, показал одну рукопись, вторую, третью… их, кажется, было шесть или семь – стихи для детей, для взрослых, книжки-картинки, басни-эпиграммы, методические пособия, учебники. Он хотел издать эти рукописи в Москве, на Алтае, в Казахстане. И вдруг ошарашил меня: «Вы почему обо мне не пишете?!» Я что-то неопределённо промямлил. И мы пошли в редакцию вместе.
Потом мы ещё раз встретились в Алма-Ате на грандиозном фестивале искусства, песен и литературы российских немцев. Он читал нам, редакционным фрицам, свои новые стихи.
Прекрасные были мгновения!
И прекрасный был человек – Эвальд Эмильевич Каценштейн!
У дамы из Барнаула, навестившей меня, я поинтересовался: «Откуда дровишки? На какие шиши вы издали эти симпатичные книжки?»
Услышал ответ: «Книги изданы при содействии Алтайской краевой национально-культурной автономии российских немцев и финансовой поддержке АОО «Международный союз немецкой культуры» в рамках Программы Министерства внутренних дел Федеративной Республики Германия в пользу немецкого меньшинства в Российской Федерации».
И мне вспомнились мои казахстанские коллеги: А.Рейгмен, А.Дебольски, Г.Генке, Э.Кончак, А.Гассельбах, Д.Вагнер, Л.Маркс, В.Хайнц, Р.Ляйс, В.Файст, В.Мангольд, Э.Ульмер, Г.Кемпф, К.Эрлих, Е.Зейферт, Н.Рунде и другие. Кто бы издал их произведения? Кто бы оказал финансовую поддержку? Где спонсоры? Неужели память о них зарастёт травой забвения?
Ау!..
Герольд Бельгер
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
