Враг подходил все ближе к городу. Девятого августа 42-го года гитлеровцы намеревались захватить Ленинград. Уже были заготовлены пригласительные билеты на банкет в «Астории». Девятого августа в Большом зале филармонии состоялась премьера — ленинградцы слушали Седьмую симфонию Д. Шостаковича, почти полностью написанную им в осажденном городе и немного позднее названную «Ленинградской».

В пустой квартире привычно постукивал метроном, методично отсчитывая секунды. Замолкал только, когда диктор объявлял «воздушную тревогу».

В тот вечер Ирина поменялась дежурством в госпитале. Почти все девчонки их «блокадного курса», не пожелавшего эвакуироваться ни в 42-м, ни позднее, по вечерам работали в госпиталях: перевязывали раненых, делали уколы, читали солдатские письма. До концерта оставалось два часа, но она уже начала нервничать: что если бомбежка помешает успеть вовремя — ее можно было ожидать каждую минуту. К тому же идти далеко, почти через весь город: трамваи замерли в беспорядке по всему Ленинграду, вот уже год, как все ходят пешком. На концерт она тогда успела.

Августовский вечер был по-летнему светел, когда стал заполняться белоколонный зал филармонии. В этом аристократически парадном зале, с его удивительным сочетанием ослепительной белизны, позолоты и мягких тонов малинового бархата сегодняшняя публика казалась немного необычной: нигде не видно изысканных вечерних туалетов, черных фраков завсегдатаев филармонии. В партере юноши и девушки в форме бойцов ПВО, в стеганках, с противогазовыми сумками на боку, вооруженные пехотинцы и моряки с кораблей, женщины в ситцевых платьях.

Я вспоминаю сейчас те девятьсот дней и заново стараюсь понять, что же двигало нами тогда, почему мы выстояли, почему так спешили на этот концерт. Ленинградцы падали на улицах города, умирали в его полуслепых домах. В самых артистических, музыкальных семьях люди расставались с дорогими сердцу вещами. Прекрасный рояль всемирно известной немецкой фирмы можно было выменять на буханку хлеба. В промерзших квартирах жестяные буржуйки безжалостно пожирали всех этих «блютнеров», «беккеров», «стенвейнов»… И все же, когда появились первые афиши и стало известно, что в Ленинграде будет исполнена Седьмая симфония Д. Шостаковича, билеты раскупили задолго до концерта.

Белоснежные манишки

Все с нетерпением ждали начала. Оркестранты появились на сцене, и зал ахнул: как будто не было целого года блокады: тщательно отглажены черные фраки, сверкают белоснежные манишки. Худую, длинную шею К. Элиасберга подпирает туго накрахмаленная «бабочка». Лица музыкантов торжественно сосредоточены. Еле заметное движение рукой. Дирижер пронзает палочкой пространство, и звучит мелодия. Музыка в кольце блокады! Ленинградцы слушали ее сердцем, внимая каждому звуку. Восемьдесят минут звучала симфония, обращенная прежде всего к ним, мужественным гражданам героически стойкого города. Восемьдесят минут победы испытал Ленинград 9 августа 1942 года. Последнюю часть — «Финал» — слушали стоя. До конца блокады было еще два года, а здесь в здании филармонии праздновали Победу. Ее ждали, в нее верили, не сомневаясь. Люди, разучившиеся плакать от горестей и боли, плакали от счастья.

Сразу после войны, окончив медицинский институт, Ирина Сергеевна Вяземская получила распределение в Караганду. Ее однокурсницы, отработав положенный срок, вернулись в Ленинград, а она решила остаться. Возвращаться было не к кому: родители умерли во время блокады. Шестьдесят лет она в Караганде. Все эти годы была одним из ведущих специалистов онкологического диспансера, часто бывала в Ленинграде, но услышать вновь симфонию не доводилось. Много раз слышала ее по радио, телевидению, а вот так, воочию, — нет. Когда увидела афиши Карагандинской филармонии, сообщавшие о концерте, — тихонько вздрогнула. С тех пор как в городе появился свой симфонический оркестр, Ирина Сергеевна не пропускает ни одного концерта. Внимательно перечла: «в программе… Д. Шостакович — симфония № 7 «Ленинградская» 1-я часть… Дирижер В. Норец…» За несколько дней до концерта получила пригласительный. Через столько лет ей предстояло свидание с юностью. Она заметно волновалась. И, наконец, в Голубом зале Дворца культуры горняков впервые в Караганде в исполнении симфонического оркестра прозвучала Седьмая симфония Д. Шостаковича.

Накануне, вечером, Ирина Сергеевна по-детски беззащитно сказала: «Я боюсь идти. Боюсь воспоминаний». На вечер она пришла нарядной и помолодевшей, так что я ее сразу не узнала. В руках цветы и еще что-то, завернутое в газету: «Это я хочу подарить оркестру».

Концерт прошел с большим успехом. Она смотрела на молодых музыкантов и мысленно сравнивала их с теми, что играли в 42-м, в Ленинграде, в Большом зале филармонии. Такие же черные фраки и ослепительно белые сорочки. Те же торжественно-сосредоточенные лица. Так же стоя скандирует зал, не отпуская дирижера, и ладони горят от аплодисментов. Так же, как когда-то К. Элиасберг, счастливо улыбается В. Норец. И так же, как тогда, сейчас в этом зале праздновали Победу, приветствуя высокое мастерство музыкантов, они аплодировали ей, Победе.

Она встает и осторожно поднимается на сцену. В руках пластинка — Д. Шостакович, симфония № 7, а на ней надпись: «Коллективу Карагандинского симфонического оркестра от постоянной посетительницы его концертов, слушавшей 7-ю «Ленинградскую» симфонию Д. Шостаковича в блокадном Ленинграде в августе 42-го года».

…Прошло уже шестьдесят лет, в домах не слышен назойливый стук метронома, а она все не может привыкнуть к тишине. Кажется, вот сейчас ее оборвет тревожный голос диктора, вновь объявят «воздушную тревогу»… До сих пор тишина ее пугала, потому радио в доме не умолкало ни на минуту. Но в тот вечер Ирину Сергеевну дома встретила непривычная тишина, и впервые она ее не испугалась. В душе все еще жили отзвуки концерта, отзвуки героической симфонии. Тогда, в 42-м, они заставили ее поверить в Победу, сегодня, они навсегда изгнали из памяти страх перед тишиной.

Марина Перевалова

23/03/07

Поделиться

Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia

1 КОММЕНТАРИЙ

  1. Прочувственный материал, но для «красного словца…»
    Какая такая «накрахмаленная «бабочка»???
    Бабочка — это галстук, его никогда не крахмалят — как завязывать накрахмаленную материю?!!!
    Манишка (которую крахмалят) подпирала шею Элиасберга!

комментарии закрыты.