Стихотворение посвящено трём Иринам: Ирине Сорокиной-Арзамасцевой, копейчанке, учительнице, невесте танкиста Арзамасцева, дожидавшейся и дождавшейся своего жениха. Дружба с этой девушкой очень много для меня значила, хотя изначально она для меня была невестой другого (см. большую главу «Ирина Сорокина» во втором томе «Жизнь на полустанке»); Ирине Штаух, урождённой Шифердекер. Сначала знакомство с талантливым конструктором Виктором Штаухом, переросшее в тесную крепкую дружбу на всю нашу жизнь до сегодняшних дней, а уж потом – с его женой Ириной; проживают сейчас в Берлине, наезжают в гости к нам, а мы – к ним; моей жене Ирине, урождённой Селезнёвой, с которой мы женаты с «ленинского коммунистического субботника» 22 апреля 1989 года.
Да будет трижды мир с тобой!
Память — дырявое сито,
Ржавый протёртый дуршлаг.
Сколько воды было слито,
Кануло вечно во мрак.
Словно из моря крупицы,
Что не просеять, не слить,
Контуры, образы, лица —
Судеб незримая нить.
Через военные годы
Катится нити клубок.
Голод, разруха, невзгоды —
Как отпечаток глубок!..
Господи! Что за подарок
В памяти я уберёг:
Облик и нежен, и ярок.
Взгляд, ожиданье, намёк…
Стой!.. А нельзя ль придержаться?
Вспять лошадей развернуть…
Что б мне тогда к ней прижаться!..
Поздно… Теперь не вернуть…
Ту черноглазую Иру
Встретил зелёный юнец.
Дурак! Не пошёл к ювелиру,
Не взял обручальных колец…
Сменяет дуршлаг картины:
Гляди — я взрослый, женат!
Танцы, пиры, именины,
Свадьбы мимо спешат…
В вихре времён четверть века —
Вдумайся — шутка сказать! —
Со мной душа человека —
Ирой ту женщину звать.
И эта Ира вторая
Светлый оставила след.
Мелькнула, взором лаская,
С тирольской песней… и нет…
В кадре невнятные лица.
Спорчена плёнка, небось?
Память дырявая злится,
Выцедить что-то пришлось.
Нитка запуталась, видно.
Лопнула!.. Значит, конец?
Было бы слишком обидно —
Снова иду под венец…
Странно, причём тут три мира?!
Вот и притом: мой кумир
Жена моя — третья Ира!
Ирэна ж по-гречески — М И Р…
Роберт Лейнонен, 1991 г.
Mag dreimal mit Dir Frieden sein!
Das Gedächtnis ist ein löchrig Sieb,
das verrostet, durchgerieben.
Viel Wasser wurde fortgespielt,
verschwand in ewige Tiefen.
Und Bilder, Menschen, ihre Taten
im Meer fatal verloren sind:
ziehn sich wie Ariadnes Faden
ins unterirdische Labyrinth.
Und durch des Krieges schwere Jahre
der Faden sich zum Knäuel rollt:
Zerrüttung, Hunger, Menschenqualen —
der schweren Zeit zu hoher Zoll.
O, lieber Gott! Welch ein Geschenk!
Will aus dem Kopf nicht weichen:
ihr Blick — ein klarer Hoffnungswink,
ihr Antlitz — zart und leuchtend.
Halt! Kann man ohne überlegt
zurück die Pferde lenken?
Mich zu ihr wenden unentwegt
und noch an Liebe denken?
Ich hätte für sie sollen ringen,
um die Verlobung zu vollziehn.
Ich, Esel, ging nicht nach den Ringen.
War ich doch noch so jung und grün.
Ein Durchschlag wechselt schnell die Bilder:
Ich bin Gemahl und nicht mehr frei.
Kein Festtag, keine Hochzeit hindert —
sie eilten schnell an mir vorbei.
So flogen fünfundzwanzig Jahre.
O, merke Dir — das ist kein Scherz!
Und ich erstaunt für mich erfahre:
Die nächste schenkte mir ihr Herz.
Das war Irina — meine zweite.
So manches Liebeslied sie sang.
Doch ihre Liebe mich nur streifte,
und das Tiroler Lied verklang.
Dann kam ein Wirrwarr aus dem Siebe.
Das Filmband war vielleicht verletzt?
Vor Ärger wurde ich noch trüber:
Muß etwas machen doch zuletzt!
Der Faden konnte sich verwirren.
Wenn er zerreißt, ist alles aus.
Das wäre kränkend, so zu irren, —
doch ward von neuem ich getraut.
Und mein Kumir — die dritte Ira
mich brachte auf des Glücks Geleis,
damit ich mich nicht mehr verirre,
Irena — griechisch Frieden heißt.
Übersetzung von Adolf Pfeiffer, Wetzlar
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
