Едва под виртуозными взмахами дирижерской палочки оживает затаившийся в яме оркестр, театральный зал накрывают страсти не хуже, чем в «Леди Макбет» Шостаковича… Опера. Как много в этом слове! Пожалуй, все лабиринты в мире не сравнятся с хитросплетениями «Арабеллы» Рихарда Штрауса. А чувство эйфории, подаренное в ходе «сеанса музыкальной терапии» при прослушивании „Rapsodische sinfonie“ Вернера Р. Хейманна надолго обеспечит прекрасным настроением. Увертюры, арии, дуэты… Шедевры вокала и красота симфонической классики. Нежные и жестокие одновременно. Но идеальные, как вселенский абсолют.
В Германии о Хелене Голдт (Helena Goldt) говорят: талантливая, яркая, грациозная и… упрямая, привыкшая с раннего детства стойко переносить все жизненные испытания, не сдаваться под натиском проблем и настырно двигаться вперёд. Вопреки, назло и невзирая.
Тараз как эхо любви
В шестилетнем возрасте Хелена вместе с родителями переехала из Казахстана в Германию. В Европе она изучала классическое пение и была удостоена стипендии от Фонда Альфреда Тёпфера (Alfred Toepfer Stiftung F.V.S.), основанного в 1931 году. Сотрудничала с VocalConsort Berlin в нашумевшей оперной постановке „Moses und Aron“ («Моисей и Аарон»), а в 2016 году приняла участие в совместном проекте немецкого бренда звукозаписи классической музыки Deutsche Grammophon и композитора, аранжировщика и продюсера Свена Хельбига. Отличительной чертой философского перформанса под экстремальным названием „I Eat the Sun and Drink the Rain“ («Я ем солнце и пью дождь») являлось слияние голосов и электронной обработки.
Также Хелена Голдт выступала на сцене Komische Oper Berlin («Комическая опера»), основанной в 1947 году, работала с Калининградским государственным симфоническим оркестром в драматическом театре (Neues Schauspielhaus Königsberg) и в Саратовской областной филармонии им. А. Шнитке. Сегодня Хелена – довольно известная и перспективная певица в Германии. В её планах, как и прежде, – движение только вверх и вперёд – ни шагу назад…
– Хелена, что Вам помогает держать себя в форме и справляться с, наверняка, бешеным графиком?
– Если честно, то мне даже нравится определенное количество чрезмерных обязанностей, требований и хаотичности – тогда, как ни странно, я успокаиваюсь, становлюсь более уравновешенной, и мне удается концентрироваться на главном. Ещё я стараюсь уделять время хорошей еде и спорту, включая ежедневные тренировки по пению.
Искренне люблю свою профессию и то и дело выискиваю очередные способы реализовать через нее собственное видение мира. Ну и, конечно, выбрасываю подальше из жизни всё ненужное… И нет, я не считаю себя чересчур правильной, занудной и дисциплинированной. С возрастом начинаешь оценивать себя более реалистично и менее серьезно, принимаешь все свои нюансы и индивидуальности, видишь сильные и слабые стороны. Чувства больше не сбивают с пути. Но, как и все современные люди, я частенько подвергаюсь эмоциональным стрессам – такова противоречивость любой творческой личности, также неуверенность в будущем из-за «короны», ну и тому подобное.
Что характерно, с другой стороны: обыденная жизнь – без искры, огонька и удивительных поворотов – со временем мне показалась бы скучной и неинтересной. Поэтому всё оригинальное и необычное – добро пожаловать в мою жизнь! Стараюсь впустить в неё, по возможности, многое, регулярно себе напоминая, что должна быть благодарна судьбе за всё, что у меня есть. Этому я научилась у своих предков – выживать и говорить спасибо.
– Немецкий оперный певец Йонас Кауфман в одном из интервью сказал: «Меня страшит идея, что обо мне сложится мнение как о теноре, специализирующемся в какой-либо области. Когда мне говорят, что я хороший Флорестан, я сразу думаю о другом репертуаре». А что Вас страшит?
– Честно говоря, чужое мнение мне не сильно интересно. Да, в этом отношении мне хотелось бы быть более стойкой, беспристрастной и мужественной.
С детства у меня сложилось впечатление, что многие женщины живут лишь тем, чтобы нравиться другим, – отсюда и стремление всем угодить. Я же настойчиво искореняю в себе эти качества. Поддерживать общение с людьми и пытаться понять их внутренний мир – вот что меня уравновешивает.
– Сложности, с которыми Вам пришлось столкнуться в Германии?
– Я родилась на юге Казахстана, в городе Джамбул, – сейчас он называется Тараз. Вообще я давно привыкла к тому, что у многого в жизни есть, как минимум, два названия: для меня всё всегда переводилось с русского на немецкий или из старого времени в новое…
На самом деле я родом из СССР, страны, которой больше нет на карте. Её не существует уже давно. Однако советский менталитет, коснувшийся меня через призму детского восприятия и воспитания, продолжал влиять на меня даже в Германии. Я всегда чувствовала себя здесь по-другому, иначе, нежели коренные немцы, несмотря на то что в Германию я приехала в совсем юном возрасте.
Первые шесть лет своей жизни я вспоминаю, словно в тумане. В этих воспоминаниях есть нечто загадочное и в то же время очень родное… Всякий раз, когда я приезжаю в Казахстан, отмечаю про себя, что он снова изменился. А значит, вновь исказился и его собственный образ в моей памяти…
Что касается сложностей, то, вне сомнений, моим родителям при переезде в Германию пришлось пережить более сильные и серьезные изменения и потрясения, чем мне. Это, прежде всего, – знание немецкого языка и бюрократические формальности. Потеря работы и новая трудовая деятельность, не соответствующая первоначальной квалификации, – мой отец в Казахстане был инженером, а в Германии стал складским рабочим… Потребовалось не менее двадцати пяти лет, прежде чем выходцы из СНГ смогли влиться в немецкое общество.
– Какое впечатление на Вас произвели Саратовская филармония и Neues Schauspielhaus Königsberg?
– Выступление там означало для меня нечто грандиозное – духовное соприкосновение с великим, с историей предков. В Саратове я была удостоена чести исполнить песни великой русско-немецкой и советской звезды Анны Герман, а в Калининграде принимала участие в большом юбилейном концерте в честь композитора Вернера Р. Хейманна, родившегося в Кенигсберге. Для меня тогда это означало не просто спеть –
я ощутила глубинную связь с прошлым.
– Каков интерес к опере у нынешней немецкой публики?
– В плане музыкальных стилей в Германии наблюдается очень строгое мышление. Симфоническая музыка субсидируется государством – считается, что в ней есть нечто элитарное. А вот оперное пение воспринимается большинством как «искусный крик». Видимо, это связано с эмоциями, впрочем, как и в любом другом музыкальном стиле. Единственное отличие – форма.
Я благодарна за то, что являюсь частью немецкой оперной культуры, тем не менее меня не может не интересовать проблема наведения мостов между стилями и культурами в Германии. Да, надо признать: по сегодняшним меркам я занимаюсь не совсем популярной музыкой. Однако же культовая классика, уникальная историческая атмосфера и масштабная фундаментальность оперных представлений для меня куда важнее, нежели развлечение большой аудитории модной музыкой и танцами.
– Чайковский или Вивальди? Кто Вам интереснее и ближе?
– Безусловно, Чайковский. Он отдельная, неразгаданная Вселенная.
– О какой оперной арии мечтаете?
– О смеси классической и мировой музыки. Космополитизм, свободный от географических и политических границ.
– Неотъемлемая часть Вашей жизни?
– Любовь моих самых близких людей. Свежий воздух в лесу… Вода как стихия. Еда в компании. Духовное вдохновение и чувственность.
– «Одиночество так же необходимо разуму, как воздержание в еде – телу, и точно так же гибельно, если оно слишком долго длится», – полагал немецкий поэт и драматург Готхольд Эфраим Лессинг. Что Вы об этом думаете?
– Я очень ценю тишину и одиночество. Активно их ищу… Наедине с собой прекрасно думается и размышляется. Из тишины и одиночества я черпаю силы, из них же рождаются новые знания и идеи. Знаете? Мне нравится гипотеза большого взрыва: когда что-то возникает из ничего. Это гениально…
– Спасибо за интервью.
Марина Ангальдт
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
