Окончание… Е.З.: Как развивалась ваша дружба с Виктором Шнитке?
В.В.: С Витей я познакомился позже всех в этой семье. Прочёл его подборку на немецком языке в газете и, когда однажды пришел в издательство, где сотрудничал как переводчик, зашел в английскую редакцию, место работы Виктора, и представился. Виктор, оказывается, читал мои тексты, мы разговорились и потом подружились. Было это в начале восьмидесятых. Потом мы очень часто встречались. Бывали у меня и у Виктора дома.
Общались на литературных встречах в Германии. Последний раз мы встретились в Мюнхене в 1993 году на совместном выступлении. Виктор Хайнц, Виктор Шнитке и я читали стихи в Haus des Deutschen Ostens, нас представляла публике Аннелоре Энгель-Брауншмидт. Потом мы всю ночь просидели вместе в Витином номере гостиницы, выпили весь Витин армянский коньяк, привезенный им из Москвы. Помню, что у Виктора под утро болело сердце, поднялось давление. Он знал, что ему пить нельзя, но выпил за встречу. Но на следующий день ему стало лучше, мы с Виктором Хайнцом его провожали на вокзал. Он улетал в Москву.
Я Виктора очень любил. Он был деликатнейшим и тончайшим человеком.
В октябре 1989 года мы с Виктором во Франкфурте-на-Майне посетили книжную ярмарку, а потом долго бродили по остаткам старого города, где Виктор в бывшем еврейском квартале хотел найти дом его предка со стороны отца. Но, кажется, мы разыскали только место, где стоял дом. В Викторе, с одной стороны, жила тоска по потерянной родине на Волге, а, с другой стороны, еврейская грусть, Weltschmerz. Это сочетание присутствует в его стихах, но на глубине, очень ненавязчиво, он умел не пережать, у него на пафос только намек, но этот намек пронзает.
Они, эти два чувства, как это ни странно прозвучит, очень гармонично слиты. Мне это понятно. Если во мне мою абстрактную любовь и интерес к родине моих предков на Волге соединить с живущей во мне неизбывной космополитической печалью, то получится нечто похожее.
Многие стихи Вебера существуют и на русском, и на немецком языках. Он виртуозно владеет искусством автоперевода. Отдельные его разноязычные тексты дополняют друг друга. Например, стихотворения Старый монастырь и Altes Kloster. Если в русском варианте (<..> Время укололось / о ржавое острие колокольни / и лежит теперь у её подножья, / огромное, мёртвое. / Упоённые тленьем / ползают по нему) люди в последней строке не удостоены наименования люди и показаны в третьем лице, отстранены от лирического героя, то в немецком варианте упоённые тленьем это мы (Von der Fдulnis berauscht, / krabbeln wir summern darьber [Упоённые тленьем, / мы ползаем, жужжа, по нему]). Но мы в немецком варианте не менее обезличены, лишены человеческого облика (уподоблены насекомым), чем они в русском варианте. Дополнительные нюансы смысла появляются и в немецком варианте стихотворения Слёзы линзы.
Они помогают
за горем увидеть
поле
с тропинкой,
ведущей в даль.
В немецком варианте тропинка уточняется как lichter Feldweg [светлая полевая тропинка]. Слёзы как линзы у Вебера обретают способность взглянуть за горе, и на немецком языке это сказано ещё чётче, чем в русском (sie kцnnen / hinter das Unglьck blicken [они могут / взглянуть за несчастье]).
Из интервью с Вальдемаром Вебером:
Е.З.: Вальдемар Вебер-поэт и Вальдемар Вебер-переводчик Как взаимосвязаны эти ипостаси вашего таланта?
В.В.: Начал переводить я уже в институте, где многие переводили, но тогда я еще не думал о художественном переводе как о профессии. По-настоящему стал переводить только в семидесятые годы, стихи мои тогда никто печатать не хотел, и я начал жить на стихотворный перевод, как, кстати, и Стефанов, переводивший с французского. Я переводил вначале с киргизского, чешского, датского, шведского по подстрочникам, но постепенно затем только с немецкого и нидерландского. Эта работа была часто поденная, не очень интересная, но на это я жил. Затем стал составлять антологии немецкой поэзии, здесь уж я сам определял, что буду переводить. Многое у меня не напечатано, в архиве, но когда-нибудь я эти «завалы» вытащу на свет.
На формирование меня как поэта перевод оказал решающее влияние. Западная поэзия в большей степени, чем русская, сформировала меня, я очень много читал по-немецки, особенно поэзию, пытался найти ей русское воплощение и таким образом сам не заметил, как немецкие стихи сформировали мою собственную интонацию. Сейчас я переводами денег не зарабатываю, изредка перевожу для души.
Вальдемар Вебер составитель монументальных поэтических антологий, одной из которых является 800-страничный сборник «Золотое сечение. Австрийская поэзия XIX-XX веков в русских переводах», составленный В. Вебером и Д. Давлианидзе. В книге представлена уникальная коллекция избранных стихотворений Ф. Грильпарцера, Н. Ленау, М. Гартмана, Г. фон Гофмансталя, Р.-М. Рильке, Г. Тракля, Т. Дойблера, Т. Крамера, П. Целана, А.-Й. Кёниг, П. Хандке в сопровождении классических и современных переводов, выполненных В. Жуковским, В. Бенедиктовым, А. Апухтиным, И. Анненским, К. Бальмонтом, Б. Пастернаком, О. Мандельштамом, А. Ахматовой, самим В. Вебером, В. Топоровым, В. Летучим, Е. Витковским, А. Карельским, Г. Ратгаузом, А. Гугниным и др.
Переводы В. Вебера из различных поэтов широко опубликованы в ведущих литературных журналах и, к примеру, в авторском сборнике Тени на обоях (раздел Переводы с немецкого). Здесь в порядке хронологии перед читателем встают творения авторов XVIII (О.-Г. фон Лёбен, Г. фон Гардерберг), XIX (Ю. Кернер, Ф. Оливье), XX (Г. Гауптман, Г. Тракль, Й. Голль, Б. Брехт, М.-Л. Кашниц) веков. Различные художественные миры обнимает талант В. Вебера, многогранные образы переплавляет его поэтическая мысль Чуткий слух переводчика точно улавливает немецкую стиховую интонацию.
Вебер-поэт, Вебер-переводчик, Вебер-эссеист Но образ Вальдемара Вебера был бы неполным без указания новой ипостаси его творческой личности поэт занялся издательской деятельностью.
Е.З.: Кроме поэтического и переводческого таланта, у вас есть особый дар редакторский и издательский. Расскажите, пожалуйста, о вашем издательстве, о его перспективах.
В.В.: Я с удовольствием бросил бы все другие занятия, кроме писательства, если бы жизнь позволила. Создал издательство опять же, чтобы зарабатывать на жизнь. Кто-то из русских поэтов сказал заработать на хлеб и ждать вдохновенья. Но издательская деятельность мне нравится, я делаю эту работу честно. Исхожу, однако, из возможного. Часть нашей публицистической программы это книги по истории российских немцев, а также по истории России. Они здесь востребованы переселенцами и частью местных немецких читателей. Надеюсь, что со временем мы будем издавать и художественную литературу как на немецком, так и на русском. Пока у нас вышел лишь один сборник поэзии стихи на немецком живущего в Италии тирольского поэта Карла Любомирского.
Е.З.: Вы бывали в Казахстане, это нашло отражение в ваших эссе. Вдохновил ли Казахстан вас на создание поэтических произведений?
В.В.: Да, я часто бывал в Казахстане, первый раз в середине шестидесятых годов, как студент-целинник, но в стихах это напрямую не отразилось. У меня стихи редко географичны, ведь в них ничего не воспевается, не описывается. Казахстанская тема, наверняка, будет присутствовать в моей автобиографической прозе. Пока я, однако, застрял в пятидесятых годах. Когда перейду в следующие десятилетия, появится и тема Казахстана. Его пространство живёт в моей генетической памяти как место трагической судьбы моих родственников, а также миллионов российских людей. Но я не живу только с этим сознанием, я желаю казахстанцам счастливой жизни. Судьба коренных жителей Казахстана не менее трагична, чем судьба пришельцев и изгнанных. В нашем издательстве в следующем году на немецком языке выходит книга Валерия Михайлова Хроника великого джута о трагедии казахского народа в тридцатые годы прошлого века, потрясающая по своей честности книга.
Надеемся, что наша публикация станет ещё одной нитью, связывающей Германию с Казахстаном.
Елена Зейферт
14/10/05
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia