«История повторяется дважды: сначала в виде трагедии, потом в виде фарса», – утверждал Георг Гегель. Вряд ли здесь я с ним соглашусь, потому что убеждена: процесс переформатирования мира происходит циклически.
Эдакий перманентный камбэк с выходом на историческую сцену поучительных, иногда излишне навязчивых сиквелов. Их основной наглядный посыл, несмотря на эмоциональный накал, закулисные маневры, акцентированное зло и неожиданный апофеоз, – обнуление и извлечение уроков.
О проблемах сохранения исторической памяти, трансгуманизме, катализаторе важных эпохальных событий и о много другом я побеседовала с Натальей Скориковой, директором темиртауского городского историко-краеведческого музея. В разговоре была затронута тема и личной семейной трагедии: депортации в годы Великой Отечественной.
– Наталья Дмитриевна, есть такая профессия – историк. Как Вы можете охарактеризовать её в двух словах?
– Историк сегодня – это исследователь и аналитик. Прежде чем преподнести историческое событие общественности, необходимо провести кропотливую работу не с одним десятком документов. Это тщательное изучение личных дел, архивных папок с приказами и постановлениями, рукописных воспоминаний и личной переписки – килограммы бумаги, констатация фактов, «выуживание» информации, а после – ее анализ. Поэтому для меня история, с точки зрения нынешнего времени, – это исследование. А главное в работе историка – не искажать факты и не додумывать.
– Когда Вы решили стать историком и почему?
– Полагаю, по воле судьбы. Первое образование у меня педагогическое: окончив пединститут, я сразу же поступила на истфак. Тогда он был популярен: на место претендовало до пятнадцати человек. Когда преподавала в школе, мне предложили работу в музее сразу на должности директора. Я испугалась. Наверное, так и осталась бы учителем, если бы не решительный настрой моих мамы и тёти. Кстати, они близняшки – инженер и педагог. Словом, поступила на истфак и параллельно пошла работать в музей. На дворе стоял 1994-й год. Здание было полупустое, без отопления и электричества. В одной комнате сидели двадцать четыре работника музея и согревались единственным на всех обогревателем.
– Впечатляет…
– Да. Тогда многие вещи пришлось пересмотреть, передумать, переплакать… Поддержала семья и морально, и фактически: отец, работавший на комбинате, помогал техникой, материалами и рабочей силой, а мама, инженер-строитель, составляла сметы, с которыми я ездила по всему городу в попытке найти деньги на ремонт здания.
Середина 90-х была очень тяжелым периодом для всех и для Темиртау в частности: шла смена собственника у градообразующего предприятия КМК, которому в то время принадлежала вся система отопления и электроснабжения, поэтому город не отапливался и не освещался. Выживали как могли.
Тем не менее, несмотря на все трудности, музей выстоял. К 1999 году полностью изменился состав сотрудников, собрался штат единомышленников, небезразличных к истории и одержимых исследованиями. Они своими руками возродили музей. Практически в том же составе коллектив трудится по сей день. Людей мотивирует сама идея, некий кураж, потому что работать за мизерную зарплату, вдохновляться и восхищаться архивными бумажками могут только настоящие музейщики.
– В одном из интервью Вы рассказали, что Ваш дедушка по линии отца был офицером НКВД, а родители мамы – репрессированные немцы. Волей судьбы они встретились в поселке Самарканд, и уже в Темиртау появилась новая семья Яроцких.
– Это так. В нашей семье тема репрессий практически никогда не поднималась. Иногда, правда, об этом говорила тетушка по маминой линии – Маша, при этом абсолютно спокойно, с долей иронии. Она вышла замуж за охранника в том лагере, где сидела. В детстве я не могла понять, почему тётя оказалась в лагере. От всех моих вопросов родители отмахивались и отвечали: мол, вырастешь – расскажем. Но к тому времени, как я повзрослела, тёти Маши не стало, также как и её мужа, дяди Вани, который был ветераном войны. Как бы там ни было, с детства я прекрасно знала, что мама у меня – немка, папа – русский. Но все отличия проявлялись в несвойственных для других семей блюдах: Nudelsuppe, krebli… и праздников у нас было больше – Рождество, Пасха. Я взрослела, стала больше читать, интересоваться, узнавать.
В 1990 году случайно обнаружила дома справку о реабилитации, тогда и начали вскрываться все семейные тайны. Выяснилось, что семью моей мамы депортировали из Поволжья на Урал. Отец мамы, Давыд, был отправлен в лагерь, моя бабушка Миля во время переселения потеряла одного из детей. Это была огромнейшая трагедия, сломавшая судьбы многих людей. Позже, в 1949 году, семья воссоединилась, а впоследствии перебралась в Казахстан, благодаря этому и выжила.
Что касается деда по отцовской линии, то он действительно был офицером госбезопасности и нес службу в лагерях. По роду деятельности сталкивался как с обыкновенными зеками и политзаключенными, так и с немецкими и японскими военнопленными… Я никогда не видела ни дедушку, ни бабушку по маминой линии – они ушли очень рано. Но остались воспоминания, семейная память. Жаль, что нет фотографий до периода 40-х годов прошлого столетия, потому что во время депортации было не до них: людей посадили в вагоны и отправили. Тем, кто умудряется найти архивные фотографии и материалы своей семьи, – огромная благодарность. Это непростой труд.
– Чему Вас научила история собственной семьи?
– Дорожить каждой минутой, когда находишься с близкими и родными людьми. Ценить общение с ними.
– Можно ли утверждать, что история всегда повторяется?
– Возможно. Она развивается по спирали – этому нас учат со школьной скамьи. Несомненно, существуют определенные, уже сложившиеся основы, критерии, вокруг которых появляются события и перипетии, приобретающие обновлённую форму. Всё новое – это хорошо забытое старое. В истории точно так же: при её изучении чувство дежавю проявляется очень часто…
К сожалению, человечество толком не научилось извлекать уроки из собственного прошлого. Возможно, потому что истории как предмету в учебных заведениях уделяется мало времени. Два часа в неделю – и дай бог, если они вообще есть. Причем, изучают предмет в основном поверхностно, основные факты и события. А чтобы анализировать, подробно исследовать, сопоставлять, делать выводы на фоне прошлых событий – на это просто нет времени.
– Считается, что один из способов увлечь школьников историей – это активный просмотр исторических фильмов. Так ли это?
– Признаюсь, я люблю исторические фильмы, но не в качестве обучающего материала. Субъективное мнение сценариста и режиссера с нами очень часто играет злую шутку, выдавая фантазии за реальность. Периодически я веду в школе уроки истории, чтобы не терять квалификацию педагога, и надо отметить, что сейчас в программу стали часто включать документальные фильмы и хроники. Я думаю, это прекрасное подспорье в изучении ушедшего прошлого. Учить же историю по художественным фильмам нереально.
– Как полюбить историю как предмет в школе? Возможно ли выучить её, при этом не уча?
– Для того чтобы ребёнок легче запоминал и понимал историю, в нее нужно погрузиться через театрализацию, музейные уроки, исторические походы, не забыть проверенные методы включая таблицы, рисунки и пр. Тогда общая картина в голове будет складываться проще. Но не стоит утрировать.
Мне не так давно довелось посмотреть на учебник истории в комиксах, который, на мой взгляд, производил впечатление какого-то издевательства. Можно объяснить ребенку определённый технологический процесс путем весёлых картинок, но не более. И если мы перейдем на уровень изучения истории в комиксах, то «светлого будущего» нам не видать как своих ушей.
– Самые уникальные экспонаты в Вашем музее?
– Для меня уникальный экспонат – это чудом сохранившийся предмет, напрямую касающийся истории нашего города. У нас в музее есть раритетные вещи, которые датируются первым тысячелетием до нашей эры, но для меня это просто редкий экспонат. А вот предмет в виде штанов японского военнопленного 1945 года в хорошей сохранности, на мой взгляд музейщика, более уникален.
У нас, допустим, имеется костюм конца XIX – начала XX века, сохранённый с 1909 года: тогда на территорию нынешнего Темиртау по столыпинской реформе переселялись крестьяне для освоения земель. Люди это смогли сберечь и передали в музей кокошник с ручными плетениями, свадебный венок 1912 года, сделанный из парафина…
Я люблю такие вещи, касающиеся истории Темиртау. По-моему, это настоящие шедевры и ценности. А древнеримские монеты, серебряные пудреницы середины XVII века, которые также имеются у нас в музее, – это красивые предметы всемирной исторической значимости.
– «Человек не может просто взять и сделаться счастливым», – утверждал австрийский философ Людвиг Витгенштейн. Что Вы об этом думаете?
– Я думаю, если человек действительно хочет, то он обязательно станет счастливым. Наша жизнь зависит полностью от нас самих.
– Спасибо за интересную беседу.
Марина Ангальдт
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
