В этот же год Антонина отдала сына в школу. В послевоенные годы никого не шокировало, что подростки учились в младших классах. Это было нормой. Володя учился хорошо, так же, как и его мама в детстве, он любил математику. В 17 лет оставил школу и устроился на работу трактористом.
Продолжение. Начало в предыдущем номере.
Володя очень хотел учиться дальше, но в колхозе в те годы наличные деньги за труд не получал почти никто. По количеству трудодней колхозники за свою непосильную работу могли рассчитывать только на мешок или пару мешков муки в год (по количеству ртов в семье), на комбикорм для скота. Голод, правда, отступил, но жилось в деревне очень трудно. Поэтому Володя пошел работать.
Тоня работала на ферме. Выходных в колхозе никто не знал, праздников тоже. Эти даты числились только в календаре. Отпускных дней им тоже никто никогда не давал. Работали с раннего утра до позднего вечера каждый божий день. По ночам у Тони болели руки. Выдаивать по двадцать, а иногда и больше, коров, причем два, а то и три раза в день во время отёла, было так тяжело, что женщины иногда плакали от боли в руках. Деваться некуда, жаловаться некому. Тетя Клава варила обеды, Володя приходил из школы и управлялся по хозяйству. Антонина после каждой дойки бежала домой, чтобы постирать, убраться в доме, помочь сыну по хозяйству, а потом снова торопилась на ферму.
С самого детства эта женщина не знала покоя, не знала отдыха. Весь смысл ее существования сводился к тому, чтобы бесконечно работать и работать, чтобы бороться и бороться за выживание. Она не любила эту жизнь, но ради своих родных снова и снова вставала чуть свет, чтобы прокормить семью.
А потом слегла тетя Клава. Она давно уже неважно себя чувствовала. Тоня предлагала ей лечь в районную больницу, но та ни за что не хотела лечиться.
– Просто настало мое время, и я могу уйти к своему Ванечке на покой, – сказала как-то тетя Клава, когда Тоня настойчиво хотела увезти ее в больницу. – Дети, слава Богу, живы, внуки тоже. Что мне еще надо?
Умерла она тихо, во сне. Утром Тоня, уходя на ферму, хотела узнать, как она сегодня себя чувствует, нужна ли помощь. Тело уже остыло… Это было тяжелой утратой для Тони и ее сына. Он так отчаянно плакал у гроба своей бабушки, что Антонина рыдала уже больше от жалости к нему. Похоронили тетю Клаву рядом с могилой дяди Вани. Все! Их больше нет на этом свете. На память от стариков осталась фотография, довоенная, где дядя Ваня с Володей на руках сидел рядом с тетей Клавой, а позади них стояла Тоня. Сфотографировал их заезжий фотограф. Эта фотография потом много лет висела на стене под стеклом у Антонины в спальне, она берегла ее как зеницу ока. Когда выпадали свободные минутки, Тоня с сыном ходила на кладбище – подравнять дорогие могилки, прополоть траву, покрасить кресты. Вокруг могил росли две березки, низко склонив к холмикам свои ветви. Они как будто тоже оплакивали самых близких людей Тониной маленькой семьи.
– Если есть Бог, – часто думала Тоня, – пусть он подарит им царствие небесное, пусть их души будут в вечном блаженстве. Они это заслужили сполна.
Узнав о смерти тети Клавы, Емельян пришел проведать свою сестру.
– Давай-ка, перебирайся поближе ко мне, – посоветовал он Тоне переехать в ту деревню, где он так и жил с сыном Зефридом в семье Нейфельдов. – Сейчас дают ссуду на строительство, построим вам с сыном дом, и живите.
Военное лихолетье не обошло и эти семьи стороной. Мария Нейфельд проводила своего Ивана в трудармию, где он сгинул с первых дней отъезда. Сколько потом она ни писала в разные инстанции, чтобы узнать судьбу мужа, ничего не добилась. В тяжелые военные годы Мария и Емельян объединились, помогая друг другу в нужде. Он уже прошел через хорошую школу выживания, и этот опыт помогал ему в трудные времена.
Сын Марии женился и уехал в районный центр с семьей, дочь закончила семилетку и устроилась работать дояркой. Однажды в начале шестидесятых годов Мария поехала в Омск за покупками и на железнодорожном вокзале столкнулась нос к носу со своим… мужем. Иван деловито тащил фанерный чемодан, рядом, с саквояжем, семенила миловидная женщина лет пятидесяти. Мария не видела своего супруга много лет, но узнала сразу. Они, видимо, ожидая электричку, устроились в зале ожидания. Что творилось в душе брошенной женщины, какие она испытала чувства в этот миг, трудно описать. Когда она встала перед Иваном во весь свой богатырский рост (Мария была крупной женщиной) и начала хлестать его по лицу с такой силой и яростью, что казалось у него лопнет кожа, тот стоял навытяжку, даже не шелохнувшись…
– Ты всегда был трусом и редким негодяем, – выдохнула она на немецком языке, – но я не думала, что до такой степени.
Иван молчал. Молчала и его спутница. Что они могли сказать в свое оправдание…
Мария гордо несла свою голову, когда удалялась от них, но сердце рвалось из груди и обида разрасталась в ней как снежный ком. Её как будто оплевали с головы до ног. Сколько ей потом довелось жить, она никогда больше ничего о своем муже не слышала, не знала и знать не хотела. А он и вовсе не пытался наладить с бывшей семьей хоть какой-то контакт. Родные дети его не интересовали.
Старший сын Емельяна Лейнард пропал без вести на фронте, оставив жену с двумя детьми. Средний – Леопольд – сначала призвался на фронт, а потом его отправили в трудармию. Он выжил, но был очень изможден, долго лечился, пока пришел в себя. Его первая жена Марта гостила на Украине у родственников, когда началась война. Она в первые же дни войны попала в плен в Германию и там родила первенца Валентина, которого Леопольд так никогда и не увидел. После войны Марта не вернулась больше на родину, впоследствии вышла там замуж за немца, родила троих детей. Связь с бывшим мужем она поддерживала, приглашала в гости, но в те годы съездить за границу было невозможно. Дочь Емельяна Агата совсем юной тоже прошла через трудармейское лихо, хлебнув сполна все прелести лагерной житухи. Ни Антонина, ни Агата не знали, что их лагеря располагаются рядом… Там же на Урале племянница Тони вышла замуж тоже за трудармейца Александра Винтера.
Вместе с Мартой в плен попала и родная сестра Емельяна и Антонины – Елизавета. Она была одинокой, жила на Украине. В Германии ее устроили к богатой фрау служанкой, у которой она работала до тех дней, пока фрау не умерла. Тоже одинокая, она все свое состояние завещала горничной, с которой очень подружилась. Елизавета разыскала Емельяна и долгое время переписывалась с ним, слала посылки, фотографии.
А потом замолчала, видимо, умерла.
На строительство своего жилья своими силами колхозы в те годы шли охотно и помогали не только ссудой, но и строительным материалом, поэтому здесь больших проблем не возникало. Емельян с Зефридом взялись за постройку дома. Володя жил в это время у дяди Емельяна, помогая в строительстве. Работал трактористом там же. Тоня оставила старый дом Комариных на попечении их дочери и уехала следом за сыном в соседнюю деревню, где уже второе лето достраивался новый дом. Дом Марии Нейфельд, в котором жил Емельян с семьей, находился по соседству с Тониным. Позже они тоже построили новый. Здесь Тоня также работала на ферме.
***
– Мама, я женюсь, – закружил по комнате свою мать Володя. Это был высокий, красивый парень, похож внешне на своего отца, только глаза темные, как у матери. Он был счастлив, влюблен, радовался жизни.
– Ты хорошо все обдумал? – с тревогой спросила Антонина.
– А тебя что-то беспокоит? – удивленно поинтересовался сын. – Неужели невеста не нравится?
Марию, невесту сына, Тоня видела в клубе, когда удавалось вырвать время и сходить посмотреть новый фильм. Для старшего поколения это было единственным развлечением в селе. Молодежь же устраивала себе танцы, сами организовывали концерты с песнями, инсценировками. Село строилось, молодые обзаводились семьями. Пришла пора и Тониному сыну.
Ирина Винтер
Продолжение в следующем номере.
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
