Недавно в Костанае завершился международный фестиваль джазовой музыки. «Уральский диксиленд» народного артиста России Игоря Бурко произвел на нем настоящий фурор. Свой творческий путь знаменитый трубач начинал в кустанайском немецком ансамбле.
\Фото Константина Вишниченко\
– Это ж сколько нужно заниматься, чтоб так играть, как вы?! Когда, кстати, впервые взяли в руки трубу и почему именно этот инструмент?
– В четвертом классе. Был главным горнистом пионерского лагеря. Потом играл в школьном духовом оркестре. Меня «посадили на трубу». Педагогом был Виктор Коробейников, который играл в оркестре кинотеатра «Кировец». С этого все и пошло. Я в «Кировец» потом ходил не кино смотреть, а слушать джаз-оркестр. Моя мама играла на аккордеоне, дед — на губной гармошке, на сопилках. Но профессионалом в нашей музыкальной семье стал только я.
— Знаю, что с Костанаем вас связывают не только гастроли. Будучи подростком, с трубой наперевес вы исколесили с концертами добрую половину области. Что вам дал в творческом плане Казахстан? И, в частности, немецкий коллектив, в котором вы играли?
— В пятнадцать лет я отправился прослушиваться в Кустанайскую филармонию. Меня взяли, затем вернулся в Челябинск, получил паспорт и рванул обратно в Казахстан… Видите ли, тогда играть любимую музыку было гораздо сложнее, чем сейчас. Чего только стоили лозунги: «Сегодня играешь джаз, завтра родину продашь!» или «От саксофона до ножа один шаг». Я в Челябинске вообще-то играл в эстрадном оркестре.
И как раз пропагандировал джаз. Учился тогда, будучи 14-летним пацаном, в музыкальном училище. Когда руководство узнало, какую музыку я играю, то хотели выгнать. Но я схитрил: перевелся на заочку. А работать-то надо. Стал думать куда уехать.
К тому времени в Кустанай уже уехало очень много моих друзей-музыкантов. Здесь был немецкий ансамбль при филармонии. Я поступил в этот прекрасный коллектив. Он мне дал очень многое в плане жизненного и творческого опыта. С концертами мы объездили все немецкие поселки области. Встречали на ура! Здесь же, в Кустанае, мы пережили бураны казахстанских степей. Причем пережили в прямом смысле. Для нашего ансамбля выделили фургончик такой специальный, с будкой. Правда, холодный был, просто жуть.
Помню, когда стало невтерпеж, мы загнали его на ремонт, сделали в будке двойные стенки, просыпали их опилками и поставили туда буржуйку. Во время гастролей приходилось дрова воровать даже, чтобы как-то согреть фургончик.
А как нас встречали тогда люди! Гостиниц не было. Если ночевали, то по квартирам. И такой хозяева стол накрывали шикарный, да с большой горой мяса обязательно. Вообще казахи, немцы и русские — народ гостеприимный. Не съешь – обидятся. Честно говоря, Кустанай, да и Казахстан в целом, дали мне очень хорошую закалку.
— А с чего начался «Уральский диксиленд»?
– В конце 60-х годов челябинскую филармонию возглавил новый директор Петр Крам. Хороший был мужик, мы его звали папа Крам. Он узнал, что мы — тогда ансамбль «Южный Урал» — работаем в Куйбышеве. Прислал мне телеграмму: «Приезжайте для оформления на работу». Вот так мы вернулись домой. Потихонечку начали репетировать как диксиленд. Спустя год я встретился с Севой Королевым, руководителем «Ленинградского диксиленда» и рассказал ему о мечте создать свой коллектив. Вскоре они приехали с концертами в нашу «Юность», я пригласил их на репетицию. Ребята сказали, что мы на правильном пути. С этого момента начался отсчет «Уральского диксиленда».
— Затем коллектив стали приглашать на всевозможные фестивали, о вас заговорила вся джазовая Россия. Насколько знаю, у вас на одном из выступлений из-за большой нагрузки даже инфаркт случился?
— На фестивале «Джаз в саду Эрмитаж». Но я этого даже не понял. Думал, невралгия, такая боль была в грудной клетке, как будто на ней танк разворачивался. А у нас час десять минут шла запись на радио. Я на полдыхалке играл, потому что очень больно. У одного из музыкантов струна порвалась, помню, но все равно работали, такой запал был. А на следующий день мы открывали фестиваль, почти час играли. Потом еще с друзьями выпил немного, пришел Борис Матвеев – барабанщик, который снимался в «Карнавальной ночи».
— А как же инфаркт? У Андрея Миронова, вон, сердце не выдержало. А вы столько отработали, да еще и алкоголь…
– Это самое интересное. Спустя полтора года после того случая я лег в госпиталь на обследование. Мне кардиолог говорит: мол, когда инфаркт пережили? «Какой инфаркт?!» – «Вспомните, были ли сильные боли?» Вот тогда я и вспомнил про ту адскую боль. «Как же я выжил?» – спрашиваю. – «А вы его выдули, свой инфаркт, когда на трубе играли. Эта своего рода гимнастика вас и спасла», — пояснил доктор. Так что нельзя прекращать на дудке играть.
— После участия в фестивале в Голландии вас пригласили работать в Европу.
— Это было 1990 году, нас пригласили работать в Европе с базой в Голландии. Мы участвовали в джазовых фестивалях в Германии, Бельгии, Франции, Швеции, Дании, Англии, Ирландии и т.д. И во всех программах выступали т под своим именем – «Уральский диксиленд». В контракте у нас был такой пункт, в котором говорилось, что только смерть освободит коллектив от работы. Мы тогда конечно посмеялись. А потом я попал в аварию. Мне сильно пришибло руку, она онемела. А уже в тот же вечер нужно было играть. Меня закидали лекарствами и на сцену. Руку поврежденную к горлу привязали, чтобы можно было хоть как-то поддерживать инструмент. И четыре часа к ряду я вот так дудел. Потом еще целый месяц не мог играть нормально.
— Недавно власти Челябинской области лишили «Уральский диксиленд» статуса муниципального. Вы выступали в прессе с резкой критикой в адрес руководства. Что изменилось в коллективе после преобразования?
— Мы и сегодня работаем в филармонии. На нас никаким образом не отразилось то, что диксиленд лишили статуса муниципального. Если хорошенько разобраться, то что такое муниципальный коллектив? Ну, может быть, духовой оркестр. А мы… вряд ли. К власти пришла молодежь и решила, что муниципально содержать диксиленд — нецелесообразно. В зарплате музыканты не потеряли, это главное. Зато появились свои плюсы. В силу своего статуса нам часто приходилось общаться с сотрудниками управления культуры. Не мне вам рассказывать, что это такое, порой было просто неприятно. А теперь мы полностью при филармонии, чувствуем себя в своей тарелке. Одним словом – класс!
– Когда-то вы входили в десятку самых опытных менеджеров Советского Союза по организации гастролей. Сегодня организовать загранпоездку для джазового коллектива сложнее?
— Просто не хочу! Могу объяснить почему. Я был директором ансамбля «Ариэль», затем Валерия Леонтьева. Это, конечно, интересно, но поймите такую штуку, я ведь еще и музыкант. Причем довольно неплохой. Я люблю артистов и делаю для них благо. Сейчас вот провожу джазовые фестивали в Челябинске. Однако сегодня менеджером быть тяжело. Я честный человек, не хочу воровать и лгать. А любой менеджер для того, чтобы стать успешным, должен переходить кому-то дорогу. Стал чуточку лучше, сразу появилась масса завистников. Даже директора сегодня завидуют артистам. Так ты же директор, выполняй свою работу и не лезь в мою. Директоров вон сколько, а «народных» на всю Челябинскую область всего (!) девять.
— И вы, кстати, один из них. С таким опытом (50 лет на сцене) впору обучать молодежь и даже преподавать в училище…
— Если бы только сегодня остались люди, зараженные джазом… Вот пришел ты сейчас ко мне, выпытываешь то, что тебе интересно. Подчеркиваю, интересно!
А в джазе сегодня таких людей почти нет. Конечно, ищу себе подмогу. Мне же 65 лет, сколько трубач может дуть в эту дудку? А я еще на сцене пританцовываю, да прибаутку травлю. Ко мне пришел как-то трубач, мол, хочу играть, а огонька в глазах нет. У нас вот в молодости вообще никакой информации о джазе не было. Мы сидели по ночам, искали «Свободный голос Америки». И со всеми тресками да хрипами записывали джазменов.
Вытаскивали каждую нотку, старались подрожать своим невидимым наставникам. Я, предположим, знаю, что сейчас играет Армстронг. Так если он возьмет ноту, то даже пауза играет. Ты ее чувствуешь всем нутром. А это называется достучаться до сердца и души. Я пацаном уже изучал эту паузу. Мы не стеснялись играть на танцах возле общежитий. Сегодня о джазе можно узнать все. Пойди в магазин, купи себе хоть всех известных трубачей мира. А нет больше таких людей, которые бы этого хотели! Понимаете, нет их больше!
— Ну как же нет! Даже фестиваль в Костанае показал, сколько сегодня молодых музыкантов играют экспериментальный джаз, ищут себя, ищут свой стиль исполнения.
— Я занимаюсь совершенно другим, традиционным джазом. Он доступен публике, и это главное. Считаю, что не нужно воспитывать зрителя. Мало найти себя, нужно чтобы и зритель не потерялся в этом многообразии. Лучше дайте народу легкую музыку, которую он воспринимает. И зритель даст вам чувство успеха. Многие музыканты сегодня играют экспериментальный джаз не к месту. Это все равно, что правой рукой левое ухо чесать. Они мучают публику. Мы же играем музыку, которая идет от души. Если ты не будешь ее чувствовать, то просто не сыграешь. Знаете, когда видишь на лицах людей капельку счастья, которую им дала музыка, то сам безумно рад. Это искусство, к которому должен стремиться каждый артист.
У нашего коллектива вот есть концерт-бал. Во втором отделении мы играем танцевальную музыку. Когда заканчиваем, никто не уходит, чтоб не отблагодарить. Помню, я как-то иду после такого выступления с дудкой в руках, а на стульчиках две бабки лет по семьдесят сидят. Запыхались страшно. «Что, бабульки, — спрашиваю, — оттянулись?!» — «Ой, оттянулись, спасибо вам большое!» Понимаете, какой это восторг?!
— Что же делать молодым со своим экспериментальным джазом? Неужели играть одну классику?
— Ни в коем случае, пусть развивают свой джаз, приучают потихоньку к нему публику. Но только не на таких крупных фестивалях. Я считаю, что здесь нужно сбацать самое любимое произведение, и все. Если будете перегружать, то все, хана. Публика вам будет аплодировать не потому, что ей нравится, а потому, что ей неудобно не похлопать. Это все равно, что ты приходишь на спектакль, а он не понравился. И встать неудобно. Ты бедный сидишь и мучаешься, думаешь, как бы свинтить отсюда, чтобы не обидеть артистов. У тебя начинает ухудшаться настроение, а это убыток жизни. Зачем нужно такое искусство? Артисту по жизни нужно быть добрым, и думать о тех людях, для которых работаешь.
Интервью: Денис Сутыка
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
