Казахстанский скульптор Абылай Мурашбеков — о силе творчества, современном барокко, человеческой уязвимости, советских репрессиях и многом другом.
Летящей походкой, изящной пластикой, утончённой грацией и своеобразной динамикой наделяет свои удивительные работы скульптор из Астаны. В умелых руках Абылая Мурашбекова обычные строительные и художественные материалы превращаются в живописное великолепие и невероятно реалистичные скульптуры, вызывающие безграничное восхищение не только у эстетов, но и у обычных граждан.
Как вдохнуть жизнь в неживое? С этого незаурядного вопроса началась моя беседа с Абылаем Мурашбековым. Разговор со скульптором завязался искренний и захватывающий.
— Абылай, как куску лепнины придать человеческий образ: например, выразить в глине красоту женского тела, подчеркнуть индивидуальное выражение лица, отобразить в неживом предмете чувства и эмоции?
— Авторский замысел, возможности для его реализации, да и вообще саму творческую энергию с ее не всегда ординарным мировосприятием нельзя уместить в какие-то определённые рамки. Думаю, всё дело в стремлении создать духовно насыщенные работы, наполнить их важным философским смыслом и содержанием, эмоционально визуализировать.
— Где Вы черпаете вдохновение и почему при помощи вторичных материалов?
— Первую часть вопроса довольно часто задают всем авторам. Ответить на неё непросто. Всё начинается с точки интереса: музыка, утренний туман за окном, вечернее освещение в комнате, образ человека, врезавшийся в память… Размышляю над детализацией и пропорциями, заставляю работать воображение, приступаю к осуществлению идеи. Быть может, я хотел бы ответить: мол, в такие моменты мною подсознательно движет жажда красоты, сокровенной гармонии и какой-то внутренней поэтичности… Но не отвечу. Повторюсь: всё начинается с точек интереса и желания их по-своему выразить. Что касается второй части вопроса, то мои скульптуры — не всегда из мусора или отходов. Зачастую это обычные стройматериалы: деревянные опилки, клейкая масса, жидкая эмаль, кусочки пластика… Всё это можно приобрести в любом магазине стройтоваров. Одно время я работал в цеху по литейному производству пластика, который может отлично имитировать камень, бронзу. Я тогда задумался: «Почему бы и нет? Ведь я тоже так могу».
— В Ваших работах отражается Ваш внутренний мир?
— Случается. Но иногда также хочется экспериментировать с формами, пространством, резкими контрастами. Речь не только о глубине моих душевных переживаний, но и о моих эстетических и нравственных предпочтениях… Искусством я интересовался с юных лет, быть может, потому что родился в семье музыкантов и филологов. Учась в девятом классе, открыл для себя технику лепки — это был своеобразный интерес, ставший определенным испытательным тест-драйвом. В родном Семипалатинске в начале 2000-х годов особо нечем было заняться, поэтому искусство лепки стало для меня оригинальным средством самовыражения. Что любопытно, искал смысл и глубину также в текстах — параллельно писал для школьной стенгазеты. Несколько лет назад получил профессиональное художественное образование — окончил кафедру «Живопись и скульптура» художественного факультета Казахского национального университета искусств (г.Астана). Помимо всего я практикующий художник-постановщик.
Крайним заверенным проектом был анимационный короткометражный фильм про послевоенное время под названием «Спичка» (режиссер Алиби Мукушев).
— Вы творите на стыке модерна и классики? Ваш стиль мне очень напоминает барокко.
— Возможно, хотя я, пожалуй, приблизил бы свой стиль к экспрессионизму вперемешку с прессионизмом и некими веяниями концептуализма. Такого же мнения придерживаются и мои московские коллеги. Мне, признаться, это очень приятно слышать. В начале своего творчества я основательно опирался на работы Анны Голубкиной. Родилась она в 1864 году в Зарайске и стала первой женщиной-скульптором в царской России.
— Во многих Ваших скульптурах акцентируется ярко выраженная скорбь. Почему?
— Безусловно, за всеми образами прячутся серьёзные размышления о реальной жизни, связанной прочными и неуловимыми мучительными нитями с рядом трагических и драматических исторических событий. Хочется как можно точнее передать атмосферу былого, продемонстрировать человеческую боль, физическую и эмоциональную, показать не только благолепие, но и особенное духовное и эмоциональное напряжение, истерзанность, отчаянность, затронуть за живое, докопаться до сути… Почему бы не заставить кричать формы и почему бы не пробудить человека в человеке?.. Возможно, я скажу банальность: хочется творить. Как сегодня говорят, создавать для публики, чтобы той, в свою очередь, как минимум не было скучно.
— Глядя на некоторые Ваши творения, я невольно вспоминаю трагическую веху советской истории — лагеря ГУЛАГа. По Вашим работам старшеклассники вполне могут писать эссе ко Дню памяти жертв политических репрессий…
— У многих посетителей выставок, где представлены мои скульптуры, складывается подобное впечатление. Мне лично говорили, что видят в образах, созданных мною, жертв советского АЛЖИРа — Акмолинского лагеря жён изменников родины… Те или иные элементы в работах, которые могут отсылать к подобным мыслям, например, о жертвах авторитарных политических режимов, ограничениях свобод и пр, исходят из внутренней уязвимости человека, из его личного опыта, а также из того, что он знает, о чем читал, слышал. Смысл — в глазах смотрящего. Глубина восприятия моих работ и способность публики читать в них истории вызывают в моей душе отклик и не оставляют меня равнодушным… Когда я учился на последнем курсе бакалавриата, педагоги подмечали, что мои работы «максимально эгоистичны», отличаются независимостью от веяний моды и актуальных требований. Вероятно, это не всегда хорошо в плане восприятия зрителя, но таков мой стиль, моё желание выразиться. Я делаю упор на то, чтобы продвигать свое авторское видение.
— Ваше отношение к творчеству бывшего карагандинца Юрия (Гюнтера) Гуммеля? Он, кстати, тоже делал акцент на многогранности человеческих лиц.
— С образами монументального искусства Юрия Гуммеля я, естественно, знаком. Безусловно, они впечатляют, чувствуется опытная рука талантливого мастера. Радует, что в постсоветскую эпоху Юрию Гуммелю выдалась возможность отойти от классических стандартов социалистического реализма — тематика его работ расширилась. Чувствуется, что он стал творить то, что хотелось его душе, а не то, что навязывалось сверху и регулировалось жесткой цензурой. Кстати, даже в советский период Юрию Гуммелю удавалось сохранить свой индивидуальный стиль. Это, конечно, радует.
— Сколько стоят Ваши работы, если не секрет?
— От восьмисот американских долларов и выше. Восемьсот долларов — это очень средняя цена, можно сказать, низкая. Мои работы покупают не только частные лица, но и государственные учреждения. Например, не так давно одну из скульптур приобрело посольство Украины в Казахстане.
— Спасибо за интересный, содержательный разговор.
Марина Ангальдт
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
