Люди в трудармии умирали как мухи. «Все мы на том свете будем!» – безвыходно успокаивали они друг друга. Благодаря «особой заботе» наверху и враждебному отношению внизу смертность в ГУЛАГе среди советских немцев была выше, чем на фронте. Концентрационные лагеря смерти находились по всей стране.

Те, кто три дня не сходил с нар и не выходил на работу, считались мертвыми. Похоронная бригада стаскивала остывшие тела на пол, раздевала их, выносила из барака и складывала в большие грузовые сани для лошади.

Лошадь, увидев свой кошмарный груз, судорожно мотала головой и по её телу лихорадочно пробегала нервная дрожь. Нагрузив полные с горкой сани, санитарная процессия двигалась от пустых бараков вдоль высокого забора с колючей проволокой к лагерным воротам.

На КПП вооружённая охрана еще раз пересчитывала тела выбывших и навечно вычеркивала их из списка личного состава трудовой колонии. Колонна живых существенно сокращалась, колонна мертвых заметно увеличивалась…

Обидно было умирать весной, пережив долгую и морозную зиму. Когда день уже начал заметно прибавлять и солнышко стало чаще появляться на хмуром северном небе.
Доехав до опушки леса, у крутого берега реки, извозчики стали разгружать сани и скидывать голяков в глубокий заснеженный овраг. В небе закружилась воронья стая.
За зиму «ущелье смерти» было уже наполовину завалено телами несчастных советских немцев. Этими «предателями и пособниками врага», не желающими больше трудиться во имя победы советской Родины. Так охарактеризовали их наверху в кремлёвском указе о депортации. Мёртвые теперь как будто бастовали. Родина отобрала у них всё, что было.

– Весной, если доживем, всех закопаем, или в половодье река сама скроет все следы, – обменивались мнениями полуживые похоронщики. Закончив разгрузку, все сели в сани и поехали назад в зону.

Тихо шло время. К вечеру воздух становился особенно густым и упруго, жизненно приятным. Всё замирало. Очаровательно в сумерках смотрится природа.

Вдруг в овраге, в куче мертвецов что-то зашевелилось и через некоторое время голый, тощий человек, протискиваясь сквозь застывшие тела, медленно выкарабкался на поверхность.

– Живой! Главное, живой! – вертелось в его голове. Хорошо, что он оказался в середине кучи: был бы внизу, не вылез бы, не смог; был бы наверху – замерз.

И как это жизнь вернулась в почти мёртвое тело? Не погас, видимо, внутри её слабый огонёк.

Человек как-то выкарабкался из оврага и неуклюже, голый, пополз по снегу, не имея представления о направлении, куда и зачем. Инстинкт заставлял его двигаться, желание жить сквозь мутное сознание снабжало силой, надежда звала вперёд.

Он полз, не чувствуя голода, холода, времени и боли. Обессилев, просто тыкался лицом в белую перину снега, отдыхал и полз дальше. Сколько полз, три часа или трое суток, вспомнить это он никогда не мог.

Видно, есть Бог на свете! В небе вспыхнула луна, впереди – свет в окошке.

До этого окошка он полз ещё две вечности, кое-как добрался до лесной избушки. Из самых последних сил, раз пять пытался подняться около стены и всё же постучался слабенько в окошко.

Хозяйка в доме страшно испугалась, увидав в окне при лунном свете голого человека на снегу. Страшного, худого, с черепом вместо лица, глаза ввалились, щёк не было, шкура, натянутая на скелет. Женщина накинула на себя фуфайку, сунула ноги в валенки и выскочила на улицу.

Она тоже была высланная, сердобольная, трудолюбивая русская женщина, дочь врага народа, и ей в жизни уже многое пришлось повидать.

Она волокам затащила полумертвое тело в дом, положила на широкую лавку, затем схватила тазик, занесла в избу снег и начала растирать пришельца.

На него больно было смотреть, растирать было уже нечего, кожа да кости. Сплошные обморожения снаружи, простуда, предсмертная дистрофия плюс весь букет трудармейских болезней.

Пришелец лежал на лавке и почти ни на что не реагировал. Женщина подбросила в русскую печку дров, в комнате стало жарко. Она нагрела полстакана молока и влила его в рот гостю. Растерев тело докрасна, одела его в тёплое нижнее белье своего погибшего на фронте мужа. Затем кое-как затащила пришельца на тёплую лежанку большой русской печки и накрыла тулупом. Всю ночь давала молоко по маленькому глоточку, натирала тело самогонкой, делала компрессы, достала из запасника засушенные травы… И много еще бессонных ночей провела сердобольная женщина у его изголовья.

У доброй хозяйки была сарайка, где жили коза, курочки и хрюшка. Молоко и яйца стали драгоценным лекарством.

Как русский богатырь Илья Муромец, три года пролежал нежданный гость на печи, и молодой организм вернулся к полноценной жизни. Мужчина медленно, но умело помогал по хозяйству. Поправил избушку, починил всё, что можно. Прошло еще немного времени, и он заскучал по дому.

– Оставайся со мной! Ну, куда ты поедешь? Тебя и в живых-то нет! И документов нет! Ты ж с того света! Твои на тебя давно похоронку получили! А со мной тебе хорошо будет! Это ж ничего, что я чуть старше. Я буду тебе хорошей женой! Да мы уже и так привыкли друг к другу! – умоляла она спасённого.

– Дорогая моя! Мой замечательный земной ангел-хранитель! Ты ни разу не упрекнула меня в происхождении, наоборот… Я тебе жизнью обязан и благодарен буду пока живой! Но без своих я внутри снова потихоньку умираю. Я без них больше не могу! Глаза моей матери всё время передо мной. Зов крови сильней, чем моя благодарность и моя сила воли. Прости меня и собери в дорогу!

Выжившему трудармейцу комендант пообещал тюрьму.

– За злостное дезертирство! Ишь, что выдумал? Всех обманул! Ведь тебя даже никто не искал! Ты же был на том свете! – комендант возмущался яростно.

Но ангел-хранитель, золотая русская женщина, как защитник и свидетель умоляла и клялась, что всё это чистая правда. Комендант обязан был верить чуду и своим глазам. К тому же очень уж существенными были вещественные доказательства, которые предоставили ему посетители: две бутылки самогона, целая свиная ляжка, куча яиц и дивно пахнущий свежеиспеченный хлеб развеяли сомнения, как надо поступить. Всё уже в прошлом, зоны той давно нет и про побег никто не знает.

Человек с того света поехал со справкой об актировании туда, откуда его призвали в трудовую армию. Он писал домой письма, но они возвращались. На месте расспрашивал людей и раздобыл адрес!

– Ты что? С того света? – безмерно радовались родители, не веря своим заплаканным глазам.

– Ты что? С того света? – удивлялся весь трудовой поселок и от души радовался за земляка.

– Ты что? С того света? – удивлялись в районной администрации и замучили пришельца формальностями.

– С того света проще вернуться, чем доказать вам, что вот он я, живой и почти здоровый! – устало отвечал он усердным бюрократам, которые не видели возможности после смерти выдать ему новые документы.

– Вот настоящее, зарегистрированное свидетельство о смерти с государственной печатью! Вот похоронка на твоё имя! Причём тут какая-то справка коменданта? – сопротивлялись чиновники.

Пришлось отцу заколоть поросёнка. И это дело как-то само собой утряслось.

Родная мать не могла нарадоваться и много раз рассказывала, как она плакала, ждала и молилась за него. Она с такой любовью выхаживала дорогого сына, что вскоре превратила его в завидного жениха.

Генрих Шмидт взял себе в жены Фриду Йорт. У них родился сын Виктор, следом дочка, потом еще сын. Они прожили долгую, трудолюбивую жизнь.

После свадьбы, оборвав прошлое, сменили место жительства и поселились в Северном Казахстане, в Кокчетавской области, в Рузаевском районе, в селе Чернобаевке. Это как раз посередине между Кокчетавом и Кустанаем.

Летом он работал на тракторе «Беларусь», а зимой у него от холода страшно опухали и болели пальцы, поэтому начальство на зиму устраивало его в тепло, на ферму или в кочегарку. Его жена образцово трудилась на разных работах, в полеводстве и на молочной ферме.

В девяностых годах он со своей семьёй, вместе со многими советскими немцами переехал из Казахстана в Германию. Поселились они под Бонном, и дожил он до 93 лет, намного пережив свою жену.

Всем, кто знал этого человека и знает эту историю, просьба откликнуться и рассказать в деталях, неизвестных подробностях.

История эта написана со слов свидетеля – Владимира Робертовича Мельникова, 1937 года рождения, живущего в Германии, односельчанина, коллеги и лучшего друга героя моего рассказа «С того света». Когда нас любят и ждут – мы возвращаемся даже с того света! – это должны знать все на свете.

* Справка об актировании – справка о списании трудармейца, непригодного для общественно-полезного труда и отпущенного домой умирать. Справка об освобождении, путёвка на тот свет.

Поделиться

Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia