Про «здесь» и про «там»

von

18 апреля, 2013

Я ведь нередко пишу об опусах «наших» немцев, перебравшихся в фатерланд. Они «там» от безделья и тоски почти все пишут. А что? «Социалка» позволяет, а компьютером овладели все. Ну, и присылают свои опыты мне на «Begutachtung», убежденные, что мне в Казахстане только и осталось, что усердно читать их. Случается, даже пишу, как мне кажется, объективно и оцениваю их труды по достоинству.

Правда, иногда брюзжу-сетую по поводу их нежелания писать – тут я вынужден цитировать себя – «…об их непростом пути в идентификации и интеграции, о вхождении в новую жизнь, новую судьбу… В чем дело? Живут в благополучной, цивилизованной, свободной стране, а питают свое творчество воспоминаниями, реалиями, языковой стихией, давними проблемами бывшей родины, которая осталась за шестью перевалами, за семью холмами. Странно…»

Эту мысль я выражал в разных вариациях не однажды. Прочел это мое нарекание мой земляк по Волге и почти ровесник Курт Гейн, бывший алтайский механизатор, художник и журналист, пишущий дельные, сочные рассказы о нашем, советском, житье-бытье, задумался и поделился со мной своими соображениями.

Вот что он пишет: «Да, дилемма. Мои попытки писать про «здесь и сейчас» всегда кончаются про «там и тогда». Для ясности шлю тебе свои «попытки». Я их про себя «сарказмами» называю.

Тут-то – дай Бог каждому. Европа! Но мы-то тамошние. В нас эта Азия генетически угнездилась. Зудится. А тут ни баллон не взорвется, ни труба не разморозится, в подъезде никто не мочится и гвоздем на дубовой двери извлечь корень из теоремы Ферма не пытается. Соседи тихие, вежливые. Гвозди в стенку после девяти вечера не забивают, стирку на балконах не сушат, газоны по воскресеньям не косят, семейные торжества без топота и свиста справляют.

А если «наши» сабантуйчик на втором этаже затеют, то они не бегут трехэтажно увещевать die Russen und Kasachen соблюдать порядок. Нет-нет! Тихо вызывают полицию, которая тех вежливо штрафует и вручает квиток с указанием, сколько и за что с них стребовано, и что может случиться при повторении подобного. Окосевших обязательно спросят, нет ли нужды в медицинской помощи, и с улыбкой пожелав компании веселого вечера, тихо удаляются.

А наши: «У, буржуи! Стукачи! Нет, чтобы по-соседски прийти, сказать и выпить на брудершафт – сразу к «мусорам». Соседи называются».

Про «здесь и теперь» будут писать те из наших, которые здесь учились и повзрослели…»

Так пишет, напоминаю, Курт Гейн.

Прошу прощения за длинный, но весьма живой, колоритный отрывок из письма его, а ведь он, Курт, прав и точно нащупал болевой нерв. «Наши» и «там» могут писать только про то, что было некогда «здесь», у нас, в прошлом. О «тамошней» жизни могут и должны писать их дети и внуки, если они вообще когда-либо будут писать. А нынешние «наши» там, в Европе, скорее всего чужаки, пришельцы, неотесанные колхозбауэр, скифы и гунны, и их писания, понятно, «там» никому не нужны – ни тематика, ни язык, ни проблемы. Не нужно все это даже их детям и внукам. У них уже другие интересы и представления, другие заботы и стремления.

Так что, видимо, я не прав, требуя от своих соплеменников в Германии невозможного. Им ведь не с руки писать об интеграции и идентификации, хотя они живут «там» десятки лет. Они обречены писать только о том, что видели и пережили в стране, которая исчезла, рухнула и что мы, обитающие здесь, и без них прекрасно знаем.
Вот трагедия человеческой судьбы и литературы, расколотой этой самой судьбой.
Мой соплеменник и бывший соотечественник попал тут в самую точку.

Думы в дождливую ночь

Казахов это ни с какого бока не затрагивает, а для тех, кто относится к племени так называемых российских немцев, дата весьма знаменательная: двести пятьдесят лет тому назад – а именно 22 июля 1763 года – были обнародованы законодательные акты – «Указ об учреждении Канцелярии опекунства колонистов» и «Манифест о дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах».

Этим было положено начало крупных исторических новшеств в России. Это было началом большой людской трагедии, которую российские (а позже советские) немцы перенесли-пережили с лихвой.

Кончилось все плачевно: ограничениями, унижениями, издевательствами, гонениями, извращениями, глумлениями, депортацией, трудармией, ссылками, целевым истреблением этноса.

О том написан монблан литературы.

Пепел Клааса стучит в наших сердцах.

Началось с массовых потоков в Россию, соблазненных посулами инородцев, а кончилось полным крахом и разочарованием. Массовым исходом из России. Замкнулся исторический круг. Захлопнулась ловушка. Получилось «И голым в Африку пущу!» Российские немцы на новой родине оказались пасынками и изгоями. Выжали, однако, из них все, что можно было выжать – и пот, и кровь, и сноровку-смекалку, энергию и силу, порядочность и трудолюбие, преданность и послушание, созидательный дух и талант.

В числе первых переселенцев в поисках мира и счастья пожаловал в Руссланд с женой и двумя детьми мой тогда сороколетний предок в восьмом поколении Андреас Бельгер, от которого и пошли российские Бельгеры. Мало кто из его потомков уцелел. Один из них я, доживаю свой век уже не в России – в Казахстане. Где в годы лихолетья обрел приют и опору.

Как я должен отмечать эту круглую дату?

Торжественно или скорбно?

Я слово в слово повторю вопрос оплакивавшего свою измытаренную социальными катаклизмами родину русского писателя:

— За какой грех или за какую смертную вину? (А.Ремизов, «Взвихренная Русь»)

Нет ответа.

Уцелевшие, не уезжавшие на прародину потомки тех немцев просят правительство России помочь провести в 2014 году общенациональный съезд российских немцев, чтобы восстановить историческую справедливость – реабилитировать народ.
Мне это нужно?!

Зачем же Путину отдуваться за чьи-то прегрешения и злодеяния?

Смешно!

Реабилитировать меня (нас) должен был тот, кто огульно репрессировал. Не так ли?
Это можно и надо было сделать еще в начале 50-х годов прошлого века, когда еще царствовал усатый вождь.

Тогда это было бы понятно.

И даже на исходе 80-х годов ХХ века еще теплилась надежда на реабилитацию. Я лично получил справку о реабилитации в 1994 году, когда был депутатом Верховного Совета Казахстана XIII-го созыва.

Обхохочешься!

Теперь, спустя семь десятков лет после депортации, после всех унижений, физического и морального истребления народа, в дождливую весеннюю ночь начхать я хотел на эту реабилитацию с балкона четвертого этажа! От скорби и возмущения я не нахожу подобающих слов ни по-русски, ни по-немецки. И потому говорю по-казахски: басыңа шайнап жақ! (По смыслу и эмоциональной выразительности это примерно означает: «Свою мерзкую жвачку намажь на свою паршивую голову!») Меня (нас) репрессировали воровски и подло, а иллюзорная реабилитация – еще большая подлость.

Подавись!

А великая прабабушка наша, русская кайзерин Екатерина Вторая – верю! – хотела всем нам добра. Не получилось. Как всегда. Получилось только у Иосифа-Усача.

Круглая дата – 250 – наводит на неоднозначные думы.
Всякое было. Не только дурь и горе.
Как у Алексея Ремизова в «Взвихренной Руси»:
Был голод, было и изобилие.
Были казни, была и милость.
Бал застенок, был и подвиг: в жертву приносили себя ради счастья народного.
Было унижение, была и победа.
Это сказано о Руси. Святой и взвихренной.
А немцы российские были с русскими вместе 250 лет. И больше, если вспомнить связи с X – XI-го веков. Осколки и ныне еще вместе.
Значит, и они, мои соплеменники, изведали все лихо сполна.
Было, было…
Весенней дождливой ночью я стою на балконе и думаю свою горькую думу…