Немцы Казахстана

В ауле с казахским именем оказались одни немцы, но община была неоднородна. Одна часть считала себя коренной. Их привела в казахскую степь столыпинская реформа. Ехали на «свободные» земли в 1905 1922. Как эти земли стали еще «свободнее» в годы коллективизации, Якобу Гардту поведал Иса Айсин. Говорил сдержанно, скупо, но объективно: недопонимание менталитета народа вызвало массовый голод. «Коренные» немцы Шункуркуля все это пережили, а помочь было невозможно.

Шиммелю было почти двадцать лет. Покончив с доставкой сена, отец или Христьян по очереди садились на него и ехали на обед. Обратно в кошару он шел сам. Уздечка ему не нужна была. Он соображал без нее. Однажды вездесущий Ваня запросился проехаться на Шиммеле. Андреас усадил его верхом, и коняга исправно пошагала. Подъезжая к воротам овчарни, Ваня оторопел: высота ворот была вровень с холкой коня. Вот где нужна была уздечка! Ваня поднял крик, и Христьян сообразил выручить братишку. Иначе его зажало бы.

С Александром Райзером я познакомилась в 2001 году на одном из семинаров литературного общества немцев из России. К тому времени у него вышла вторая книга-сборник юмористических рассказов о переселенцах. Эта небольшая брошюрка очень быстро стала приобретать популярность. В ней он весело и смешно рассказывал российским немцам о них самих. Острая писательская наблюдательность, интерес к нестандартным людям и ситуациям рождают его яркие оригинальные тексты о соотечественниках.
/Фото Надежды Рунде/

Якобу Гардту, начиная с Гурьева, казалось, что его возвращают в Башкирию. В речи станционных рабочих он улавливал знакомые слова «аман», «рахмет», «кош». Последующая неделя в вагоне-телятнике, с двумя «буржуйками» показала, что Башкирия очень далеко, а Казахстан невероятно велик. Степь за дверью вагона, неохватная глазом, для него была прежде всего землей, той, что дает работу, кормит, одевает. Каким непонятным образом соседствовали необъятные просторы земли с удручающей бедностью, даже убогостью жизни?

На ум Якобу пришли полузабытые разговоры о раскулачивании. Кто-то носил обиду в сердце, а кто-то плюнул и закатал рукава, чтобы заново зажить. Время показало правы были вторые. Первых долго лечило время, им не однажды ломали судьбу. Эхо коллективизации аукнулось у злопамятных в детях и даже во внуках.

Майя Сергеевна Ковальская родилась в 1937 году в городе Нальчике. Во время войны семью депортировали в Северный Казахстан. В 1964 году она окончила литфак Семипалатинского пединститута и долгие годы преподавала в педучилище и пединституте города Павлодара. В 2003 эмигрировала с семьёй в Германию. Живёт в Дармштадте. Майя Сергеевна, несмотря на то, что недавно отметила семидесятилетие, увлечённо продолжает заниматься делом всей своей жизни кропотливым изучением творчества поэта Павла Васильева. К столетию со дня рождения поэта, которое будет отмечаться в 2009 году, она готовит к изданию книгу «Я пылинка твоя». В ней она представит на суд читателей и специалистов своё прочтение поэмы «Соляной бунт» и со своих позиций расскажет о трагической судьбе поэта. Мы предлагаем вам интервью с Майей Сергеевной, в котором она рассказывает о своём Казахстане.
/Иллюстрация: Любовь Ерёмина/

Якоб с нескрываемым нетерпением ждал письма от Георга. «Невелик в должности мой военный специалист, но знать должен больше нашего». И письмо пришло. Георг по Указу всеобщей мобилизации снова обмундировался, вооружился и занял свое место в строю. «Когда дойдет это письмо, я буду на передовой, на самом западе страны. Война предстоит жестокая и долгая».

Объектом настоящего рассмотрения служит явление, порождённое как депортацией целого народа, так и репрессиями советских граждан немецкой национальности и именуемое реабилитацией.
/Фото: DAZ/

За время пути от Туймазы до Садового Якоб Гардт не один раз перебрал в уме прожитую жизнь. Позади остался его полувековой юбилей. Годы не сумели его состарить настолько, чтобы кто-то его окликнул «дедом». Даже усы молодили его. Он не позволял им печально обвиснуть, расправлял размашистым движением левой ладони.

Якоб Гардт второй раз в жизни ехал поездом. Впервые с Украины на Урал, в Башкирию, в ссылку. Поскольку власть его высылку из Рудневизе рассматривала как наказание провинившемуся перед государством (не в меру зажиточно выглядел), то все время в пути душа его протестовала против уготованной судьбы. Как казалось Якобу тогда, время шло быстро, предполагаемое наказание приближалось так скоро, что он не успел придумать, как противостоять, как вести ту дуэль, которую решил негласно вести с навязанной судьбой.