Когда-то я Курту Гейну высказал в письме упрёк: дескать, все наши «бывшие» живут в благополучной, цивилизационной свободной стране, а питают своё творчество воспоминаниями, реалиями, языковой стихией, давними проблемами бывшей родины, которая осталась за шестью перевалами, за семью холмами. Странно…
Продолжение. Начало в предыдущем номере.
Земляк мой по Волге и почти ровесник ответил: «Да, дилемма. Мои попытки писать про здесь и сейчас всегда кончаются про там и тогда. Для ясности шлю тебе свои «попытки». Я их про себя «сарказмами» называю (27.12.12)».
И Курт прислал мне свои «сарказмы» – очень ядовитые, гневные, разоблачительные, беспощадные, едкие. Это был незнакомый мне Курт Гейн. Сатирически воспринимающий многое из того, что происходит вокруг в благополучной среде родины предков. И глубокое, аналитическое письмо его мне понравилось, и тональность рассказов, написанных в ином ключе. Правда, не знаю, опубликовал ли он их где-нибудь.
А на мой упрёк он ответил мудро: «Про здесь и теперь будут писать те из наших, которые здесь учились и повзрослели. А мы с Яшей Иккесом и Матером Эдмундом писать только о Сибири и Казахстане обречены, потому что мы из тамошнего сословия механизаторов широкого профиля происходим и опыты у нас сугубо житейские…»
Я задумался. Пожалуй, он прав, мой коллега. Писать следует и впрямь только о том, что знаешь и что перечувствовал.
В рецензируемом сборнике достойно представлены произведения издавна знакомых мне Сергея Германа (Бонн) – его рассказ «Солдатская мать» поднимает неведомую для литературы российских немцев тему Афганской войны и привлекает суровой реальностью; Светланы Фельде (Леверкузен), тоже знакомой мне ещё по Алма-Ате искусной рассказчицы и опытной журналистки, издателя и вообще весьма активной натуры (она и поныне постоянно печатается в нашем «Новом поколении», и я не пропускаю её колоритные репортажи); Вальдемара Вебера (Аугсбург) – его психологически тонко очерченный рассказ «Баварский портной» трогательно поведал о судьбе германского пленного Мартина и внёс свежие краски в тематически несколько однообразную стихию российской немецкой прозы; Владимира Штеле (Кассель), в рассказе которого «Кислика» мне послышались комические и сатирические нотки гоголевского духа; недавно умершего, бывшего алтайского коллеги Корнея Петкау (Висбаден) – он регулярно снабжал меня своими книжками и песенниками – его рассказ «Звучал саксофон» исповедально раскрывает душу, его ностальгию военнопленного Курта Кригера.
«Саксофон играл блюз. Падали редкие поздние листья, ярко горели красные гроздья рябины, и кружила над избой голубиная стая. Гюнтер сидел под голубятней, хозяева которой, оставив дом, ушли в лес». Действие происходит в годы войны, в разрушенной русской деревне. «Музыка из джазовой перешла в лирическую, зазвучал вальс-бостон. Голуби сели на прилётный шест. Обычно после полёта самцы воркуют, совершая характерные круговые вращения перед своими голубками. Но сейчас зазвучал саксофон, и птицы сидели спокойно, точно тоже слушали».
Короткий рассказ пронизан светлой ностальгией, тоской по миру, идиллией тишины и покоя в пору кровавой войны. «Прошло шестьдесят лет. Кригеру очень хочется побывать под Наро-Фоминском и съездить в Астрахань. Да вот вопрос: успеет ли?»
Упомяну также прозаиков Вальдемара Люфта (Биберах) – бывшего казахстанца, автора нескольких мне известных книг (его рассказ называется «Палата №» – достоверное повествование о больном молодом человеке, «ужас немоты которого заполнил всё его существо»); Александра Райзера (Берлин) – рассказ «Миллион алых роз» – о душевном терзании искалеченного юноши; Михаэля Кортшмитта (Дармштадт) – рассказы «Угроза нежности» и «Прекраснее любви», мне они почудились тематически и стилистически чуждыми для данного сборника.
Разумеется, составитель не мог охватить всех известных прозаиков, обитающих ныне в Германии. Выбор приходится на ком-то и чём-то остановить. Но мне лично не хватало в данном сборнике характерных, прочувствованных, пронизанных российско-немецкой болью произведений, скажем, Эдмунда Матера, Якова Иккеса, Александра Фитца, Константина Эрлиха, Райнгольда Шварца, Нелли Косско.
Этих литераторов я также хорошо знаю, писал о них не однажды и считаю, что их произведения в состоянии украсить собой коллективный сборник.
Несколько слов о поэзии
В сборнике «Kreschatik» разнообразно, в разноцветии, в разных ипостасях представлена и поэзия проживающих в Германии российских немцев. Большинство мне также знакомо: Генрих Киршбаум (Берлин), Александр Шмидт (Берлин), Евгений Мауль (Фюрт), Надежда Рунде (Дингольфинг), Роберт Лейнонен (Лауша), Лидия Розин (Мюнстер), Мария Шефнер (Мюнхен), Владимир Штеле (Кассель), Виктор Шааф (Берлин), Иван Бер (Бонн), Вальдемар Вебер (Аугсбург).
С некоторыми из них я лично знаком, с одними встречался в Казахстане, с другими у себя дома, с третьими – в Германии, четвёртых знаю по публикациям.
Составитель-поэт, по моему разумению, остановил свой выбор на оптимальном варианте. О каждой подборке стихов можно б было поговорить подробнее, но, находясь на отшибе аула поэзии, я намерен ограничить себя лишь выявлением отдельных мотивов, подчёркивающих общность нашей судьбы.
Прежде всего обратил свой взор на лапидарные строки, на ассоциативные ощущения, на философские сближения, столь характерные модерновому стилю младшего друга-поэта Александра Шмидта. Я знаю его книги, даже пытался что-то сказать о них. В его стихах много люфта, он ничего не разжёвывает, чаще всего недоговаривает, дорожит словом, заставляет читателя сопереживать, сочувствовать, соразмышлять. Он воспринимает мир метафорично, философски, с усталой мудростью, ассоциативно.
Бесценное слово
Поэтому
За него ничего не дают
Иногда
Убивают
Вот и всё стихотворение. Менее десятка слов. Без знаков препинания. Даже не миниатюра. Штрих. Набросок. Осколок мысли. Читай. Вникай. Додумывай. Горестно усмехнись. Взгрустни.
А вот это стихотворение Саши я вслух перечитал много раз. Оно называется «Усталость», и оно, видно, исповедально, и мне созвучно.
Стих мой стих –
Устал.
Устаёт, остыв
И металл.
Устают уста
Лгать.
Промолчал –
Исполать.
Устаёт пытать
Палач.
Ведь хребет ломать –
Не калач.
А толпа орёт
Всё лютей
Устаёшь любить
Людей.
Устаёшь нести
Свой крест,
Дым отечества
Очи ест.
Колдовство слов чарует, волнует, душу тревожит. «Ведьмачить» словом А.Шмидт умеет.
Я сейчас один на белом свете,
Рядом бродят только сны и ветер,
Да зернится вечная полынь.
Ворон Калки, перепутав даты, –
Вечные мои координаты, —
Голосом пророчит вечно злым.
И полынь горчит, и вечный ветер
Бродит рядом, а моё тысячелетье
Прутиком транзисторным дрожит.
Эти строки – как дыхание. Как шёпот извне, из небесной сини. Гармония испепеляющей грусти и вечной благодати. Эти стихи, на мой взгляд, просятся на музыку. В них слышатся мотивы классической русской поэзии. По смыслу, по интонации, по эмоциональному заряду это, думаю, высокое искусство.
Вообще-то меня часто посещает мысль, что творчество самобытного поэта Александра Шмидта недостаточно оценено. Возможно, он сам в том виноват: слишком держится в тени, очень уж скуп в художественном выражении, предпочитает размышлять неброско, в тиши и уединении.
Не удержусь, процитирую ещё одно его стихотворение «Дом»:
Там плач, там тихий вой,
А там – глумливый смех –
И этот дом горящий твой –
Один на всех.
И это не грачи летят –
В гортани гарь горчит
И совести бездумен взгляд
И Бог молчит.
Как мне всё это знакомо! И я ведь (все мы!) обитаю в этом горящем доме – «один на всех». И тоже всё чаще «в гортани гарь горчит». А Бог молчит, молчит, молчит…
Герольд Бельгер
Продолжение в следующем номере.
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
