В схожем, соприродном ключе творит в поэзии и опытный, изысканный, авангардный переводчик Вальдемар Вебер. Вот два спонтанных, мимолётных наброска:
Окончание. Начало в предыдущем номере.
Женщины подобны
почкам кофейного дерева
дремлющего месяцами
в ожидании дождя
всегда готовые к его визиту
чтобы вмиг расцвести.
Или же вслушайтесь в эту миниатюру:
Бесполезное занятие
обрезать крылья
подрастающему ангелу
они вырастут вновь
ибо зачем Богу
бескрылые ангелы.
(Обратите внимание на то, что в поэтических строках Вебера не расставлены знаки препинания, эту «мелочь» поэт оставляет на долю читателя-сомыслителя).
Конечно, я обратил внимание на проникновенные поэтические строки Надежды Рунде («Две снежинки»), нашего старейшины Роберта Лейнонена (хрестоматийный «Рюкзак»), Лидии Розин («Интервью»), Владимира Штеле («Немудрящие истории»), но подробнее говорить о них никак не позволяет газетная площадь. Чувствую, мой отзыв о «Kreschatik’е» и так безмерно разросся (хотя, подчёркиваю, сборник того заслуживает). Однако, считаю своим долгом упомянуть ещё двух поэтов.
Взволновал меня Иван Бер. Он родился на Алтае, а детство провёл в Киргизии. Потом жил в Фергане, в Германию перебрался в 1989 году. Его биография – биография российского немца. О чём он сам проникновенно поведал:
Был зачат летним днём я в деревне сибирской глухой,
Моя мать выносила меня под упрёки свекрови.
Я родиться боялся, но страх этот, двигая мной,
Не сумел утопить в море крика и пота и крови.
А в озёрах малиновых март отражался как раз,
И в проталинах первый ручей набирал свою силу
Кто-то жизнь мне вдохнул и содрал пелену с моих глаз
И впервые материи горькую долю вкусил я…
А далее было то, чем характеризовался тернистый жизненный путь российского немца, о чём И.Бер рассказал миру в тяжёлых, как верига, как гекзаметр стихах.
Ещё запомнилась мне овеянная восточными мотивами «Ослиная баллада». Отлично сделанная вещь!
В заключение своего беглого обзора приведу несколько строк из стихотворения Виктора Шаафа «Мой народ».
Всё, что было с народом, то было со мной:
Обделённый судьбой и законом,
Это я был изгоем, валялся больной
По товарным продутым вагонам.
И меня добивали голодным пайком,
То морозом морили, то зноем,
Обращались со мной,
Как со смертным врагом
И водили пять лет под конвоем.
Далее цитировать не буду. Дальнейшие этапы всем нам известны. Поэт воспроизвёл их в кованых стихах. И всё в них правда. Лет двадцать назад в Москве вышло трёхтомное исследование о депортированных народах. Оно называлось «Так это было». То же самое можно сказать и о стихотворении Виктора Шаафа. Всё правда. Всё именно так и было.
Поэт заключает свою исповедь так:
Сколько можно копить боль и слёзы в очах
И плутать по холодным потёмкам?
Ты вернулся не зря, разведи свой очаг –
Пусть огонь его светит потомкам.
Согласен. Сколько можно в самом деле копить боль? Важно развести свой очаг там, где это определено судьбой. Дабы огонь его неизменно светил потомкам. А что было – то было…
Два литературоведческих эссе
Составитель «Kreschatik’а» сумел значительно разнообразить рецензируемый сборник в жанровом отношении. Он включил в книгу ещё два рассказа в переводе с немецкого – рассказ украинского немца Генриха Рана (Висбаден) под названием «Креатура» (в добротном переводе Егора Гамма – бывшего казахстанца) и давний рассказ покойного Виктора Гейнца (Геттинген) «Последняя буханка». Тематически эти рассказы заметно обогащают содержание сборника.
Но особенно впечатлили меня два литературоведческих эссе «Что в имени тебе моём?..» Сергея Миллера (Зеззенхаузен), публициста, историка литературы, моего земляка по Северному Казахстану, автора книг о русских писателях Германии, и серьёзная исследовательская работа Антонины Шнайдер-Стремяковой (Берлин) «Размышляя над языком и содержанием повести А.Платонова «Котлован».
Критика, литературоведение, эссеистика – редкие гости в литературе российских немцев. Потому-то, должно быть, я и обратил свой взор на обозначенные выше две работы.
Сергей Миллер живо и доказательно размышляет о «береге дальном» родственников Пушкина.
Всё, что касается Пушкина, всегда и всем интересно.
Автор пишет: «Даже при беглом знакомстве с биографиями ближайших родственников Пушкина создаётся впечатление, что после смерти поэта все они словно устремились осуществлять его мечту, побывать за границей».
Далее конкретно упоминаются младший брат поэта Лёвушка, сестра Ольга, Наталья Гончарова-Пушкина, сыновья и дочери поэта, которым «Европа всегда была открыта и доступна», а младшая дочь Пушкина, Наталья Александровна и вовсе большую часть жизни провела в Германии.
«Список можно продолжать… В немецких архивах (где мне доводилось работать), – подчёркивает Сергей Миллер, – хоть и не часто, но встречаются фамилии Пушкин, Гончаровы, Павлищев, Ланской, Торби, Меренберг… Но «что нам в этих именах?» Родство с гениальным человеком? Не зарастающая «народная тропа» – к нему и тем, кто был когда-то рядом? Пожалуй. А иначе как объяснить ухоженность могил и свежие цветы на мраморных плитах дочери, внуков и правнуков поэта, похороненных на немецкой земле?»
Удивительные судьбы, поразительные факты…
Вот сведения, о которых я узнаю впервые: «В 2003 году праправнучка поэта Элизабет Клотильда фон Меренбург-Ринтелен, живущая в Висбадене, опубликовала роман на немецком языке «Вера Петровна». Эта рукопись, хранившаяся в семейном архиве Пушкиных долгие годы, как выяснилось, принадлежит не кому-нибудь, а младшей дочери поэта Наталье Александровне Пушкиной. В ней, от имени некоей Веры Петровны, она рассказала историю любви своих родителей и приоткрыла миру многие тайны своей необыкновенной семьи…»
Правда, любопытно? И мне приятно, что я впервые узнал об этом из сборника «Kreschatik».
…Есть писатели, подражать которым абсолютно немыслимо, невозможно. Для меня, например, это Андрей Платонов и Тимур Зульфикаров. Творчество их обитает в совершенно уникальной языковой стихии.
Своим исследованием повести А.Пла-тонова «Котлован» нынешняя берлинка Антонина Шнайдер-Стремякова меня приятно удивила. Несколько лет назад она прислала мне двухтомный семейный роман, который на меня не произвёл никакого впечатления. Мне показалось: тягомотное автобиографическое изложение, обильно снабжённое случайными семейными фотографиями. И немецкий, и казахский книжный рынок прямо-таки завален, засорён подобными изделиями.
Здесь же автор выступает в совершенно иной ипостаси.
Шнайдер-Стремякова (кстати, моя землячка по Волге) справедливо отмечает: «Творчество Андрея Платонова нуждается в чутком, неспешном, вдумчивом чтении, и тем, кто ищет в литературе лишь её развлекающую составляющую, оно противопоказано». Это так.
Авторесса это доказывает примерами из «самодельного языка» Платонова, свидетельствующего о духе времени и быте эпохи. «Платонов летописал идею фикс, манипулировавшую сознанием и превращающую людей в роботов. Модные слова отражали идеологию, проникали во все сферы человеческой жизни – интимная жизнь исключением не была:
– Ольгуша, лягушечка, ведь ты гигантски чуешь массы. Дай я к тебе за это приорганизуюсь!»
Автор эссе глубоко проник в аллегорическое, насмешливо-обличительное творчество А.Платонова, в его «неправильное» косноязычие. И выводы её убеждают.
Повесть «Котлован» – это ещё и грустная энциклопедия индустриализации и коллективизации, энциклопедия жизни, морали и языка 20-30 годов XX столетия… Котлован-государство разрасталось, проникало вглубь планеты всей, но завлечь в эту «гигантоманию» весь мир было противоестественно…»
Вывод эссе не вызывает сомнения.
«Настанет время, и «Котлован», этот аллегорический Колосс, начнут разбирать построчно, растаскивая на пословицы и поговорки. И каждая эпоха возьмёт то, что подойдёт и на сердце ляжет.
Эссе А.Шнайдер-Стремяковой достойно завершает сборник «Kreschatik».
…Хотел написать рецензию, а получилась статья-обзор о российских немецких литераторах, проживающих ныне в Германии. Надеюсь, читатель, неравнодушный к духовной сфере, с пониманием отнесётся к моим невольным длиннотам.
Герольд Бельгер
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
