В «горячей точке» больницы

von

9 июня, 2011

Когда нам больно, когда приходит недуг, первыми людьми, к которым мы бежим, неизменно становятся врачи. При этом, если они допустят какую-то профессиональную ошибку, мы готовы трубить во все трубы, звонить в разные инстанции и жаловаться на них во все газеты. А всегда ли мы способны по достоинству отблагодарить врачей? Сутки в больнице провёл я, отдежурив вместе с медиками в одном из самых экстремальных отделений павлодарской городской больницы №1 — в травматологическом. И многое понял…

/Фото автора/

Заведующий травматологическим отделением Вячеслав Робертович Лефлер, врач с крепкими руками, каким я себе всегда представлял травматолога или хирурга, выдал мне белый халат, колпак и повязку, а потом познакомил меня с двумя молодыми коллегами — Романом Сироткиным и Кенесом Акильжановым, которые полтора часа назад заступили на суточное дежурство. С ними я и буду работать весь день и всю ночь.

«Горячая точка» первой городской

09.30. Первую пациентку в травмпункте принимают при мне. Женщина шла на работу, поскользнулась, упала, ударилась затылком и копчиком, да так, что даже на кушетку теперь сесть не может. Роман осматривает, расспрашивает её. Делают рентген-снимок — он готов через десять минут; приглашают в травмпункт нейрохирурга, рекомендуют пациентке лечь в больницу.

В эту смену телефонные звонки принимает медсестра Бибигуль, она же помогает врачам обслуживать всех пациентов. За сутки, по словам медиков, сюда поступают в среднем 40-50 человек. Хотя смена на смену не приходится. В праздничные дни и после них привозят гораздо больше больных: побитых, сбитых, упавших, обожжённых, укушенных, придавленных, а также с производственными и бытовыми травмами.

Когда медикам нужна дополнительная консультация, они вызывают сюда ещё какого-нибудь специалиста, например, челюстно-лицевого хирурга, нейрохирурга либо врача из ожогового отделения. Травматологи вообще работают фактически в одной связке с ожоговым и нейрохирургическим отделениями.

«Нерадивые» врачи и «благодарные» пациенты

10.00. В ординаторской знакомлюсь с коллективом медиков. В.Лефлер говорит, что врачи, ныне работающие в ожоговом и нейрохирургическом отделениях, «вышли из травматологии», то есть работали раньше в его отделении. Бывший травматолог, а ныне заведующий ожоговым отделением Марат Габдуллович Канжигалин ведёт меня по своим палатам. Отделение переполнено, много лежит людей, которым из-за отморожений ампутировали конечности. Почти все взрослые пациенты остались без ног по пьяному делу: заснули где-нибудь на остановке или остались в сугробе после пьяной драки.

— Многие люди до сих пор не понимают, что их здоровье — в их руках, — рассуждает В. Лефлер. — До того, как попасть на больничную койку, человек к себе относится наплевательски, а оказавшись здесь, хочет, чтобы врачи сделали чудо — вернули ему идеальное здоровье, причём быстро. Так не бывает, потому что человек — не машина. С живым организмом нужно обращаться очень трепетно и бережно. Мы лечим травмы, следим за тем, как они заживают, а если человек не слушает того, что ему говорит врач, медицина бессильна.

Рабочий день у врача очень напряжённый. Смена длится 24 часа, а на обед, например, даётся только полчаса. А когда поступает много больных, то времени, чтобы перекусить и перевести дух, нет вообще.

В ординаторской за ремонтом электродрели застаю врача Каната Табылдиновича Асылханова. Дрель обычная, бытовая, но медики используют её в операциях, когда устанавливают различные металлоконструкции на костях человека после переломов. Настоящая медицинская дрель, по словам доктора, стоит примерно двенадцать тысяч долларов, поэтому легче продезинфицировать бытовую и работать ей. Правда, всякий раз после этого её внутренние части ржавеют и дрель ломается… Спрашиваю у К.Асылханова, что труднее приводить в порядок — дрель или тело человека. «Конечно, человека! — засмеялся он. — С дрелью устанешь возиться — отдохнёшь полчаса, потом продолжишь или вовсе на другой день отложишь. А человеку ты посреди операции не скажешь: ‘Дорогой, извини, я устал. Давай я завтра операцию закончу, а пока полежи’. Бывают операции, на которых выкладываешься полностью». А ведь многие уверены, будто врачи совсем не переживают за лежащего на операционном столе человека: мол, операцию-то медики делают не себе.

«На самом деле ты всю ночь перед операцией всё это видишь во сне: представляешь, обдумываешь, как будешь человека оперировать, какие могут возникнуть осложнения… И это всё скапливается вот тут», — положил руку на грудь доктор.
Однажды ради эксперимента одному врачу во время операции подсоединили кардиодатчики: аппарат показал, что его состояние было близко к инфаркту. Так что разрядка после тяжёлых операций и трудных будней врачам тоже жизненно необходима.

Чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, Вячеслав Робертович ходит на рыбалку, а Кенес — с друзьями в кафе. Кто-то идёт в спортзал. «После суток-полутора дежурства хочется выспаться, а сразу уснуть не получается: сердце скачет как сумасшедшее. Потом засыпаешь и спишь как убитый», — делится К.Акильжанов. Асылханов больше всего на свете ждёт пятницу, предшественницу сразу двух выходных дней подряд.

Безусловно, и среди врачей встречается не самый порядочный народ, признался врач. Но после нелёгких девяностых годов, когда зарплата у них была очень маленькой (хотя и сейчас среди них нет миллионеров), да и ту получали с опозданием, многие ушли из медицины. Остались те, кто действительно принадлежит этой профессии.

Был в практике Асылханова такой случай. Привезли в больницу охранника какого-то предприятия, который застрелил своего коллегу, а затем выстрелил себе в ладонь и фактически отстрелил указательный палец. Травматолог осмотрел рану: палец висел на коже, пришивать его было бессмысленно, так как ткани через пару часов просто мертвеют. Врач склонился над рукой мужчины, стал осматривать и объяснять, что пришить не получится, что палец не приживётся и нужно его отсечь, сформировать культю… Вдруг ему в висок упёрся ствол пистолета. «Просто зашей», — процедил пациент. Просьбам доктора убрать от головы пистолет тот не внял, и Асылханов пришивал ему палец под дулом. Только потом мужчина опустил оружие. Затем врач вышел в коридор, где уже стояли полицейские, и предупредил их, что больной вооружён. Те быстро забежали в палату и обезоружили «благодарного» пациента.
Кидались на Асылханова и с ножом…

Сам Канат Табылдинович — из династии медиков. Эту профессию когда-то выбрали его родители, супруга, сын, брат. Говорят, даже прадед его был костоправом.

Как я гипс накладывал

15.00. В гипсовой палате лежит бабушка лет семидесяти пяти. Когда я вхожу, Кенес объясняет: «Перелом шейки бедра, алкогольное опьянение. Будем накладывать деротационный сапожок». Такой «сапожок» из гипса нужен для фиксации ноги. Эту процедуру Кенес проводит вместе с Романом, им помогает санитарка. Работа занимает минут пятнадцать. Потом я помогаю отвезти пациентку в другую палату, откуда её позже заберут и увезут на такси родственники.

15.15. И сразу же поступает новый пациент — пожилой мужчина. Похожий случай, только дед был трезвым. Кенес и Бибигуль ненадолго выходят, и я остаюсь с пациентом один. «Что случилось с вами?» — спрашиваю я. — «Да какой-то парень, пьяный, видать, выбежал из кафе, толкнул меня и убежал», — рассказывает пенсионер. Входят Кенес, Роман и Бибигуль. «Помогать будешь?» — спрашивает врач. Я надеваю перчатки, фартук и тоже включаюсь в работу. Медсестра готовит бинты и замачивает лонгеты; я обкладываю стопу ватином, как мне показывает Кенес, помогаю обматывать ногу и ловлю себя на мысли, что если ещё раза три-четыре так поупражняюсь, то сам смогу делать такой «сапожок».

15.30 В травмпункте — столпотворение: женщина прищемила в маршрутке дверью палец, парень упал и набил шишку на лбу (так чаще говорят те, кто подрался), пожилой мужчина вывихнул ключицу… Приходя сюда со своими травмами, люди рассказывают и курьёзные истории. «Доктор, мы, кажется, вчера, когда доче шапку в детсаду надевали, неловко и сильно дёрнули, и теперь у неё шея болит…»

Девочку отправляют на рентген. Работы в травмпункте очень много. Думаю, что же будет ночью? В самые горячие дни, например, по праздникам, больными заполнен весь коридор; «скорая» только и успевает привозить сюда людей. Особо «тяжёлых» сразу везут в реанимацию.

Почти тринадцать лет назад в пятой палате этой больницы, оказался мой отец. Оказывается, его помнят и В.Лефлер, и М.Канжигалин, который тогда работал в травматологическом отделении и сам принимал отца, и, конечно, К. Асылханов, оперировавший его. Неужели за столько времени в памяти этих опытнейших врачей не затёрся тот случай? Ведь к ним столько людей за это время поступило! «А как ты думал? — сказал Вячеслав Робертович. — Такое не забывается! Остался без руки и ноги, пересадку кожи делали, долго лежал у нас…»

Нет покоя в приёмном покое

19.00. В отделении, в травмпункте и в приёмном покое остаётся только дежурный персонал. В перевязочную завели пьяного молодого человека с разбитой головой. Своё имя он называет после долгих уговоров. Адрес так и не говорит. Только через час за ним приезжает сестра, которая по телефону медсестре пожаловалась на то, как Дима их «уже достал со своими пьянками». А пока Дима остаётся в коридоре, он рвётся домой и вскакивает. Мы с медсестрой по очереди возвращаем его на место.

В отделении находится много тяжело больных, за каждым из которых нужен особый уход. Оно рассчитано на 40 человек, а находится там сейчас 41 пациент, хотя иногда здесь бывает и около полусотни человек. Сорок первому принесли запасную койку (есть и такие).

20.00. Роман открывает журнал регистрации больных, побывавших за день в травмпункте. «27 человек с восьми утра. Это мы отдыхаем, можно сказать», — говорит он. Вместе с медиками в больнице всё это время находятся и студенты какого-то медицинского учебного заведения: одни просто наблюдают, а другие, что называется, подают инструмент… Привозят бомжа. Его осматривает врач-терапевт Валерий Иванович Овсянников из приёмного покоя. У «клиента» оказалось подозрение на туберкулёз, только в этом году он был выписан из тубдиспансера. Отправили его на рентген и анализ крови. В рентген-кабинете всех принимают лаборант высшей категории Юлия Дедюра и лаборант первой категории Оксана Варейчук. Кстати, рентген-снимки они подписывают колларголом – жидкостью, которая на снимке моментально кристаллизуется, надпись получается чёткой и вечной.

«Сложная у вас работа, доктор!»

20.30. Подвожу итоги. Весь день как тень хожу по больнице за врачами и пристаю к ним со своими вопросами, помогаю отвезти двоих человек на каталке, накладываю гипс дедушке, успокаиваю рвущегося домой Диму… Негусто я наврачевал, за весь день-то.
20.50. Меня шокирует вид бомжа, которого ведут в большую перевязочную. Голова этого человека обмотана бинтом, весь в синяках и кровоподтёках. Его избили где-то на дачах. Делают снимок — сломан череп. Роман берётся зашивать его раны. Несмотря на анестезию, ему больно: мужчина стонет, кричит. Потом начинает плакать… Пока врач работает, я, как и во время многих других процедур, сижу неподалёку и наблюдаю. Мне становится плохо. За сегодняшний день это — уже не первый раз. Как врачи всё это выдерживают? Откуда у них столько сил и нервов смотреть на всё это?

В палату входит врач: «Там такого же привезли»… Медики из перевязочных не выходят часа два. Один пациент с ожогом и раной руки, другой — с откушенным ухом, третий — с рваной раной предплечья. Ещё одному, парню лет двадцати, ножом в драке вспороли ладонь…

Год назад в приёмном покое начала дежурить охрана, а в травмпункте — участковый инспектор. Охранники берут на себя особо буйных пациентов, а полицейский допрашивает тех, кто лежит в больнице после драки, ДТП или производственной травмы.

00:50. Кенес с Романом садятся писать отчёты о своей работе, и тут же звонит телефон. «Парни! У нас — ещё один пострадавший», — произносит медсестра на том конце провода… Юноша, которому Р.Сироткин в это время зашивает рану, произносит: «Сложная у вас работа…»

03:10. Первый звонок за почти два часа «безделья». Поступает больной. Всё начинается снова.

04:00. Легли в ординаторской немного подремать. Но через час Р.Сироткин спускается вниз к новому пациенту — кто-то умудрился посреди ночи вывихнуть ногу.

8:00 К.Акильжанов знакомится с новыми рентген-снимками… В ординаторской же врачи приводят себя в порядок, умываются и идут на обход больных. Плановый обход каждый врач делает дважды в сутки: в 8:00 и в 22:00. Смена приближается к концу… Завтра Роман снова заступит на суточное дежурство. Такой у него график — врачей не хватает и работать приходится на износ.

9:00. Смена окончена. За сутки в травматологическое отделение поступили 42 человека. Некоторым из этих людей медики, без преувеличения, спасли жизнь.

Жизнь врача

В таком невероятно напряжённом режиме у врачей проходит вся жизнь. Я влился в неё лишь на 24 часа. Но за этот короткий срок успел понять, что в больнице лучше, чем где-либо, видны все «болячки» нашей жизни: и несчастные случаи, и бытовое насилие, и избиение детей, и попытки людей свести счёты с жизнью, и криминал… Ещё я понял, что профессия медика требует больших моральных и физических сил, огромной выдержки, крепких нервов, поэтому, вероятно, настоящим врачом может стать только тот человек, который врачом родился.