На 22 июня 1941 года в рядах Красной Армии насчитывалось свыше 33,5 тысяч этнических немцев. На фронте оказались молодые люди, призванные на военную службу перед войной. Подавляющее большинство этих ребят – из Республики немцев Поволжья. Предвоенный призыв для военных комиссариатов республики был делом хлопотным, проводился очень осторожно, в ограниченном количестве и строго в индивидуальном порядке.

Именно в этот период в ряды Красной Армии призвался выпускник физико-математического факультета педагогического института города Энгельс, успевший даже немного поучительствовать, Филипп Думлер.

Мое поколение привыкло узнавать что-то важное о жизни родителей всегда как-то неожиданно, почти таинственно. Немногословные в том, что касалось депортации, лагерей, трудармии, они старались не посвящать наши неокрепшие, да и еще не понимающие всего этого души в то страшное прошлое.

О том, что отец воевал, я узнал совершенно случайно. Шел февраль 1962 года, мы жили в Норильске, отец работал мастером гальванического отделения медеплавильного цеха горно-металлургического комбината. В один из дней в дверь позвонили. Открыла мама, на пороге стояли трое военных в белых полушубках и портупеях (зимой с учетом климата военные в Заполярье носили именно полушубки).
«Думлер Филипп Яковлевич здесь проживает?» – спросил, по-видимому, старший. «Филипп, к тебе», – позвала мама.

Я уже был рядом, интересно же. Военные. «Филипп Яковлевич, просим вас прибыть в горвоенкомат для вручения медали «За оборону Сталинграда». Пауза.

Помню, отец что-то сказал военному и добавил: «Больше прошу вас меня не беспокоить». До конца своих дней он не переступал порога государственных и партийно-советских учреждений.

Дожив до тех его лет, имея уже собственный жизненный опыт, я стал понимать, чего это все ему стоило.

Представление о войне из моего детства в большом бывшем лагере ГУЛАГа НКВД СССР, под названием Норильск, складывалось из фильмов, где мы переживали за нашу Советскую Родину, игрушек из оружейных гильз, красных звездочек с пилоток, немецких железных крестов, других знаков отличий, в изобилии водившихся в городе, где, помимо ссыльных и депортированных обычных зеков, содержались ещё и немецкие военнопленные под усиленным надзором войск НКВД.

Став уже взрослым, потеряв отца, который ушел из жизни в 55 лет, я часто просил маму рассказать о его военном прошлом. Все, что мне известно, я узнал от нее, деда и близких.

Отец родился в селе Гримм (ныне это разъезд Александровский, Каменского кантона, Саратовской области) в большой и дружной семье Якова и Шарлотты Думлер. Из детства помню, как еще в шестидесятых впервые побывал на родине отца, помню чувство восторга и гордости, охватившее меня, когда отец показал склад местного сельпо и сказал, что это их бывший ледник. Как и все немцы, в селе они много работали. Из семи детей Якова и Шарлотты выжили пятеро. Судьбы их в дальнейшем сложились по-разному: Август умер молодым в 1933-м во время голодомора в Поволжье, Андрей – в трудармии в Красноярском крае, сестра Лотта пережила невзгоды и уехала в Германию, последний брат отца, Яков Думлер, трудармеец, скончался в этом году в Красноярске в возрасте 97 лет. Обычная немецкая семья, с обычной немецкой судьбой советского лихолетья. И только военный период в жизни отца выделяется особняком.

После учебки в Ростове-на-Дону отец проходил службу в стрелковых частях Западного военного округа. Войну начал в Киевском особом военном округе, выходил с боями из окружения в Киевском, а затем Харьковском котлах.

Мама часто вспоминала его лаконичные рассказы, больше похожие на эпизоды из военной жизни, именно о первом годе войны, страшном 1941-м.

…Бои в окружении при выходе из Киевского котла, когда воду для питья приходилось ночами брать после дождя из бомбовых воронок зачастую с телами павших бойцов. От роты отца почти ничего и никого не осталось, когда они попали в село богатого винодельческого колхоза. Приказ ничего врагу не оставлять в окружении выполнялся с особым ожесточением, технику и огромные подвалы с вином приказано было уничтожить. Жажда делала свое дело. Солдаты просто подходили, стреляли по бочкам с вином и подставляли каски.

Из этих подвалов ушли только пятеро. Трое суток бойцы шли лесами, пока лоб в лоб не столкнулись с немецким разведывательным дозором. Пять на пять, лицом к лицу, они молча стояли с оружием наперевес. Каково же было удивление немцев, когда в ответ на свой вопрос от одного из красноармейцев они услышали немецкую речь. «Откуда знаешь немецкий язык?» – спросил один, и в ответ услышал: «Я поволжский немец, это мой родной язык».

Трое из пяти солдат вермахта оказались докерами из Гамбурга, двое учителями, как мой отец. Умирать никто не хотел, договорились развернуться и разойтись. «В спину не стрелять!» Филипп Думлер усмехнулся: «А нас в спину стрелять не учили».

На двенадцатые сутки ночью перешли линию фронта, казалось, счастью нет предела, попали к своим. А оказалось – из огня да в полымя. Харьковский котел. Время было страшное, утром закреплялись на одном рубеже, ночью уже были далеко от него. Почти не стреляли, патронов не хватало, винтовки брали у убитых. На привалах спасала губная гармошка «Mundharmonika». Откуда она взялась, я уже и не помню, но отец пронес ее через войну и лагеря. А «смерть» она нашла в детских ручках Саши Думлера, сломал ее я. Вот так бывает.

…Переходы по оккупированной территории отдавались мучительной душевной болью, отец часто говорил маме: «Я не мог понять этих солдат вермахта, на пряжках ремней у которых написано: «Gott mit uns». Что они творили! Семья Думлер была очень религиозной, отец пел в церковном хоре, но после войны он одинаково безразлично относился и к религии, и к идеалам коммунизма.

Сталинград. Родные места на Волге. Отец рассказывал, что ощущение ненависти к врагу, ощущение правоты в борьбе за свою Родину здесь, на Волге, сформировалось окончательно. Нет, не было «чувства родной крови», был только враг, которого нужно уничтожить, прогнать с родной земли. От ожесточения опять спасала губная гармошка. «Лихо ты на ней чешешь, – говорил ему друг-курянин, (имени уже не вспомнить). – Немецкий пролетариат с нами!» Отец никогда не говорил о плохом отношении к себе как к немцу. В одном окопе все одинаковы.

Изъятие немцев из действующей армии проводилось практически всю войну. Основанием для этого служила директива Наркомата Обороны № 35105С от 8 сентября 1941 года. В памяти немцев-фронтовиков она осталась как «Приказ Сталина». Немцев из армии убирали тихо, внезапно, без всяких объяснений, на фоне известий о том, что их родные и близкие депортированы. Мероприятия носили локальный характер и осуществлялись не командирами частей, а особыми отделами НКВД при воинских подразделениях.

Филипп Думлер попал под третий этап, начавшийся в январе 1942 года. Практически после окопов Сталинграда решением военного Трибунала от 9 июля 1943 года красноармеец Думлер был этапирован в Норильлаг по пресловутой статье 58 сроком на 15 лет.

Часто перебирая семейный альбом, прокручивая в памяти отрывочные рассказы о том времени, невольно ловлю себя на мысли: «А фото отца в военной форме всего-то одно, сделанное перед самой войной». Одно фото, миг в жизни, а сколько воспоминаний. И надо помнить, потому что Отечественная война за свободу огромной страны – это война всех ее детей, в том числе и незаслуженно обиженных Родиной-матерью, но не предавших её ни на фронте, ни в лагерях. Они не прогнулись, не изменили идеалам и поэтому победили!

«Никто не забыт и ничто не забыто!»

Нам надо помнить, чтобы не повторять ошибок прошлого.

Александр Думлер


Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia