Как неумолимо быстро летит время. Казалось бы совсем недавно Герольд Бельгер писал: «Каждый год родители привозили меня в родной Мангейм, и многочисленная родня (почти половина села) охотно возилась со мной, городским мальчишкой с забавным немецким выговором, то и дело сбивающимся на русский язык.
Воспоминания мои о немецких селах, конечно, детские, куцые, отрывочные, но теплые и добрые (…) Помню приветливые крестьянские лица, опрятные жилища, летние помещения-бакхаузы, молодежь на велосипедах, музыкантов в духовых и струнных оркестрах, шумную жизнь в клубах и избах-читальнях, шествия пионеров, (…) громоздкие немецкие фуры, на которых колхозники с песнями ездили на работу и возвращались с полей, чудо времени – патефоны, подворья, огороды, свадьбы, детские игры, забавы, пахучие пончики-брецели, топленое молоко, домашний сыр-кохкезе… О, кое-что сохранилось в цепкой детской памяти, и та невозвратная жизнь, те радужные блики навсегда ушедшего бытия воспринимаются ныне мной живым отголоском Времени, чистого, одухотворенного, доброго, полного счастья и надежд. Допускаю, что это восприятия наивной детской души, для которой мир всегда прекрасен». И вот ему уже восемьдесят и приходится с горечью и болью признать, что та «невозвратная» жизнь, безжалостно растоптанная сталинским сапогом, скорее всего, останется лишь в детской памяти…
«Быть обездоленным – тяжко», – признается он. Особенно если ты познал несправедливость в хрупком детском возрасте. Эти «зарубки на сердце» не рассасываются, не разглаживаются никогда, и горькая память не вытравливается..
В краю, где он, изгнанный ребёнком из родных мест, вырос, на его неискушенный детский взгляд, как он сам вспоминает, люди делились как бы на три группы: ссыльно-поселенцы (немцы, поляки, чеченцы), административно-ссыльные (разные национальности) и вольные (главным образом, казахи и русские). Это были отрыжки интернационализма, и он понял это довольно рано, инстинктивно, подспудно чувствовал несправедливость такого деления общества, но «это было так, именно так, а не иначе, с этим приходилось считаться, и казалось, разрушить этот раз и навсегда заведенный порядок невозможно». Более того, проживая в казахском ауле, он думал, что ссыльно-поселенцами или административно-ссыльными становятся исключительно по национальному признаку, едва ли не с самого рождения, то есть принадлежность к определенной нации воспринималась как неистребимое клеймо, как тавро, как каинова печать. И что было обиднее всего, в самом низу этой преступной, презренной иерархии находился его законопослушный, талантливый и трудолюбивый народ. Фрицы. Фашисты. Нелюди. Известный писатель Илья Эренбург, именем которого в Германии названы улицы, так и писал: «Немцы – не люди». И это были не только слова. Ни с одним другим народом, даже из числа депортированных, Кремль так безжалостно не поступал. Только немецкие семьи разрывались, только немецких женщин кремлёвские изверги угоняли в концлагеря Сибири и Крайнего севера, только немецких детей, оставшихся без родителей, отправляли в детдома, где они находились в положении пасынков и получали русские имена и фамилии… Всё яснее вырисовывалось, что так поступают только с народом, который хотят уничтожить. И если бы не поддержка простых людей – казахов, украинцев, русских и других, – которые быстро поняли, что имеют дело всего лишь с безвинными изгоями, нас может быть уже не было бы…
Но молодой Бельгер, один из миллионов этих роковых избранников, не желал мириться с уготованной ему долей немого раба человеконенавистнической системы, несмотря на то, что, вдобавок ко всему, привязался к нему в детстве еще и тяжелый недуг – тубуркулёз костей. Он старательно учился, освоил казахский и русский языки, и писал, писал. В ЦК ВЛКСМ, в Верховный Совет, в Алма-Ату, в Москву и даже на высочайшее имя – самому вождю.
Мечтать не запретишь, тем более, что юности это, как известно, свойственно. Он мечтал поступить в Московский институт международных отношений (МИМО), стать дипломатом, но когда осмелился поделиться этой сокровенной мечтой с одним из старших родственников, тот посмотрел на него, как на сумасшедшего: «Какая Москва?! Какой МИМО?! Ты до Петропавловска не доедешь. Они тебя и с костылями загонят в лагерь!» И всё же ему удалось вырваться из сталинского капкана, и имя его сегодня широко известно в Казахстане.
Он окончил казахскую школу в с.Ленино Сергеевского района Северо-Казахстанской области, литературный факультет Казахского пединститута им.Абая и аспирантуру при этом же институте, работал учителем русского языка и литературы, литсотрудником казахского литературного журнала «Жулдыз», с 1964 на творческой работе. Член Союза писателей СССР с 1971, Лауреат премии СП Казахстана им. Б.Майлина (1988), Заслуженный работник культуры Республики Казахстан, Лауреат Президентской премии мира и духовного согласия, Член Национального Совета по государственной политике при Президенте Республики Казахстан. Награжден орденом «Парасат», был депутатом Верховного Совета Республики Казахстан.
Свои хождения по мукам он описал во многих из своих многочисленных произведениях – на русском, казахском и немецком языках. А в одном из своих писем он написал мне: «C Абсолютом у меня уговор: как только перестану шкрябать пером, он меня заберёт. А мне нужно издать книжек 12–15…». Всего я насчитал где-то около пятидесяти изданных им книг. И я думаю, что выражу мнение многих земляков, если пожелаю сегодня юбиляру исполнения всех его творческих задумок, а главное – здоровья и долгих лет жизни! Ведь его жизненный опыт, его творчество, его советы и замечания нужны нам как на старой, так и на исторической родине!
Alles Liebe!
Роберт Корн
Все самое актуальное, важное и интересное - в Телеграм-канале «Немцы Казахстана». Будь в курсе событий! https://t.me/daz_asia
